Песок из калифорнии (СИ)

Дождик перестал моросить, но солнце ленилось светить на этот город. В воздухе висела взвесь - сырость, выхлопы автомашин, какой-то дым... Дым горящих империй, кому-то он там сладок... Свежо-побеленные и облупившиеся давно уже стены, блестели бронзово- золотистыми вывесками и чернели провалами выломанных окон брошенных домов, сквозь звенящую пустоту переулков, обрамленных сталинскими небоскребами и голыми скверами, людные улицы пестрели цветными кучами засыпанных урн и яркими запаркованными авто... Дядя Вась шел через все это или сквозь это или мимо всего этого... Почти беспрерывной полосой тянущиеся вдоль тротуаров припаркованные авто... Воздух был отравлен гарью жаренного мяса (крематорий!), парфюмерией и различнейшими городскими фи...ми... смердело, одним словом. Бутики, шопы, киоски и развалы глянца чейзопикуля под вспотевшим от страстей, полиэтиленом... .Все это, весь этот городской хлам донес его до улицы со славным ментовским на званием Петровка... Когда-то...

Знакомое кафе было закрыто на ржавый замок. Осталась лишь облупленная вывеска с отколотым уголком... На ржавый замок... Замок волосатой богемы и люмпенской интеллигенции... А как вы думаете, Сартр... вы знаете, Пруст... я думаю, Бердяев...Фолкнер не столь...

И здесь он бывал, и здесь он пивал, и здесь он сиживал...Алик читал свои стихи, конечно гениальные, естественно свои... Откровенное говно, но смешно. Рука деловито зашарила за пазухой и нашла пузырь. Неожиданно. Очередной... .Сколько их и где прячутся - неизвестно... То ли покупал, то ли бог послал... Хипу бог послал косяк. Темно-зеленое стекло, смазанная этикетка. . .После водки интересно как пойдет...

Губы зашептали, как молитву - вермут розовый, десертный, крепк. 16, сах. 16%, емк. 0,7л., РОСВИНПРОМ, 1982г... Видимо этикетка еще до перестроечных запасов... Пальцы привычно обдирали упругий пластик, остерегаясь пореза, глаза жадно шарили сквозь пелену слез и дождя, заморосившего вновь...Воспоминания жгли - кофе и булочки с изюмом, френды и герлушки, веселье и жизнь, "косяки" и окрики буфетчицы тети Маши - траву не курить!.. Все это сдохло и надо выпить за упокой души...3вякнуло освобожденное горлышко об зубы, Дядя Вась начал "играть горниста". На этот раз классический стоячий вариант. В горло свободно и привольно тек вермут розовый десертный, крепк.16 и так далее, глаза были сосредоточенно устремлены на край крыши, где пугалом торчало облезлое - ВЫКЛЮЧАЙТЕ ГАЗ!, вокруг была обыкновенная московская жизнь - девушка в черном лаковом плаще нырнула в тепло импортного авто, какой-то мен в штанах с мотней у колен на ходу бубнил что-то себе в мобильник, лениво проехала "скорая помощь", без воя сирен, видать уже помер...Жизнь вокруг была обыкновенная и гнусная, без свободы для него. Вермут тек вонючей, сладком, теплой влагой-не влагой, тек и тек себе потихоньку, лишь изредка дергался кадык, как бы подсчитывая выпитое, желудок уже захлебывался...

-Мужик, оставь чуток примочить...-

раздалось за спиной, сдавленно-стыдливое, с хрипотцой. С трудом оторвавшись от пузыря и обернувшись, дядя Вась увидел потрепанного жизнью мужичонку, едва достающего ему до плеча, в ментовской робе с погонами старшины. Морда у старшины выдавала муку утреннего похмелья, толстое брюхо вывалилось из кителя, штаны темнели в паху.

-Ты кто - мент?

-Да не, я не на дежурстве еще, я человек...

дядя Вась взболтнул пузырем, на слух определяя количество оставшегося и протянул "не менту":

-Держи...

И быстро-быстро пошел вверх или вниз, он всегда путался в топографии. Москвы, хотя и был урожденным москвичом, правда в первом поколении. Тротуар горбился и то и дело норовил резко выскочить из-под ног, ноги слегка подкашивались, он помогал взмахами рук справится с притяжением, пугая встречных редких прохожих амплитудой своего размаха... Размаха своего тела...Тела длинна которого достигла к сорока годам один метр девяносто шесть сантиметров или если мерить бутылками...

Вспыхнуло в луже отражение солнца, продравшегося сквозь серость туч, в мыслях мелькнуло - человеколюбие к полису облагораживает хипаря, деревья закружились в медленном танце, вспомнился крик - танцуют все! и так захорошело на душе, что он заулыбался, погружаясь в воспоминания...Молодость, герлы, френды, косяки, и вдруг сквозь череду убогого пробилось заветное - утреннее озеро, солнце встало чуть-чуть, тепло, тихо, а на берегу она и расчесывает длинные-длинные волосы, тело золотистое тело чуть светится в лучах утреннего нежного солнца, он лежит в палатке, пахнет росой и черникой, а на душе такая...

Усевшись на заплеванный, загаженный, затоптанный мокрый асфальт, Дядя Вась заплакал. Ну и пусть себе плачет сорокалетний хипарь пьяными слезами, Москва слезам не верит. И мы не будем верить, это не он плачет, а вино...