Песок из калифорнии (СИ)

На дворе середина девяностых годов двадцатого века, в отдельно взятой стране строится очередная общественная формация - капитализм, торжествуют демократия, гласность и рыночные отношения, а тут такие сопли!.. Сопли и слезы, пусть плачет неудачник, наше дело правое, мы победим, кто не с нами - тот против нас, если враг не сдается - то его уничтожают...Не можешь - научим, не хочешь - заставим... Не можешь срать - не мучай жопу, не-не, это из другой оперы...Одним словом - чего реветь по ушедшим вдаль невозвратную неправильно прожитым годам, во грехе, наркомании и алкоголизме, не лучше ли купить акции "Газпрома" и хранить деньги в банке из-под оливок...Опять что-то не то...

Давай-ка сначала. Денег на вызов-ксиву-визу нет. Жены иностранки тоже нет... А жаль. Родственников за бугром нет. Приехавшего в гости близнеца с иностранной ксивой нет. Возможность заработать прайс на все то, чего нет - нет. Это с одной стороны. С другой, через вертикальную черту - имеется субъект, постепенно сходящий с ума от невозможности жить тут и не повидать все там, такой сорокалетний... Длинный, худой, с лонговым хайром рыжеватой масти, с такими же бородой и усами, отставший от эпохи лет на двадцать, но не желающий и не жалеющий ни догонять ее, эпоху, ни об ней... И что получается внизу, уже под горизонтальной чертой? Страшно даже подумать... Ноль... Первое проглатывает второе и ни чего нет...Значит и меня нет... Вон даже и смотрит прохожий сквозь...

Ни метро, ни троллейбуса он не помнил. Может быть пешком притопал кто знает. С неба стало вновь моросить, голова была ясная и пустая, от выплаканных слез щемило в груди.

Он подошел к забору и прильнул к нему, в щелку на него пахнуло упадком. ..Там, за забором, лежал пустырь с бетонным основанием, основательно загаженный мусором, говном, остатками цивилизации... А когда-то здесь стоял Джанг... Останки Джанга посередине капиталистической Москвы...

В Питере был Сайгон, в Москве Джанг -аксиома, как и всякая аксиома не требующая доказательств и посвященным все этим сказано, Дядя Вась уселся на мокрую землю, прямо на прошлогодние листья и нынешний мусор, прижался худой спиной к бетонному забору...Здесь и прошла юность...Пролетела...Здесь и в аналогичных местах, как писал горе-профессор Лиссовский - в дыму наркокурения и ничегонеделании...

Все так и было...Поломали гады, поломали, поломали гады, юность мою...Может зря он это путешествие по миражам затеял, может зря это он сердце свое рвет экскурсией в прошлое, может ни к чему все это да и ни кому не надо...Сильней закапал дождик, капли побежали по заросшему лицу, путаясь в бороде и усах, и так захотелось завыть!.. Закрыв глаза и подтянув острые колени к лицу, Дядя Вась замотал хайрами по сторонам - а-а-а-а-а-а...

Голые кусты, мусор под ними разноцветными поганками, местами вылезла зеленая трава...Не поймешь - то ли осень на душе, то ли весна на дворе...Пить больше не хотелось. У него так часто бывало, за это и любили его френды...За это и за все остальное...Раз и отрезало и хоть один в компании трезвый...А-а-а-а-а-а, помотал он снова башкой, где те компании, где те френды и герлы, где?! Ритка, последняя любовь, отчалила с новым мужем в... Ни одной морды за весь безник не встретил, ни одного приличного, фейса...Одни спортсмены в косухах да новье в штанах с люрексом... Не с кем поговорить интеллигентно под банкой об экзистенциональном эксперименте перестройки или травянно-тележной теории о возникновении мира...Мы есть дыхание бога, выдохнутое после затяжки косяком...Сейчас бы пыхнуть...

Все поломано, закрыто, исчезло с лица земли, лик Москвы изменен до неузнаваемости, родных людей ближе, чем в Западной Европе нет, как дальше жить - ума не приложу... Нужно еще разок забежать на Гоголя, символ нерушимости, хоть с Гоголями ни чего не придумали уделать, капиталюги...

Гоголь стоял, как всегда, памятником самому себе. По его непокрытой голове били крупные капли дождя. Дядя Вась сидел нахохлившись на мокрой скамейке и неуклонно трезвел. Дождь, как вытрезвитель мечтателей и пьяниц...На всем бульваре, в пределах ограниченной непогодой видимости, их было всего двое - Гоголь и он. Капли перерастали в струи, затем струи повисли сплошной завесой, по телу текло, как в душе, весь прикид напоминал раскисшую кучу тряпья возле помойки, Дядя Вась казалось, потерял какие-либо точки опоры, казалось еще немного, еще чуть-чуть и он просто растечется под тяжестью намокших шмоток.

На нем не было ни одной сухой нитки, хайр повис сосульками, обнажив неправильной формы череп, с многочисленными выпуклостями, шишками и какими-то вмятинами, усы и борода казались приклеенными пьяным гримером, клеша противно облегали ноги, которые до безобразия были худы...В шузах не хлюпало, так как в озерах не хлюпает... Почему-то расхотелось дальше жить... Может кинутся как-нибудь, лениво шевельнулось в мокрых мозгах, но что-либо предпринимать было лень...