Песок из калифорнии (СИ)

От тротуара и собственно улицы пустырь с мусором отделен сетчатым забором, заржавевшим еще больше, чем кнопки, держащие рисунок. Дожди, дожди, дожди, редкий мокрый снег, зимой в Париже ужасно... Скоро рисунок будет смыт и останется лишь серый лист бумаги, со следами подтеков, каких-то пятен, весь покоробленный и вздувшийся...

Но пока еще можно, если перелезть через ржавую сетку и как-либо поднявшись н уровень второго этажа, разглядеть нарисованное. Изображена данная улица, на и торой расположен пустырь с рисунком, по-видимому зимой, такие же редкие прохожие норовят быстро пробежать продуваемое пространство и исчезнуть в теплой дыре кафе-бистро, по прежнему находящееся напротив, припаркованный «ситроен», старой модели, его-то и не видать, вывеску «Бистро», чуть теплящиеся фонари... Рисунок выполнен профессионально, со знанием дела, не побоимся сказать больше -талантливо, но несколько штрихов к рисунку не помешают, не испортят картины, а придадут большую выразительность, экспрессию, натуральность.

Штрих первый.

В Париже зимой холодно. И даже очень, если учитывать на какой широте он скотина, лежит. Из-под груды одеял и какого-то тряпья вылезать не хотелось, да и делать нечего... Идти некуда, холодно, с неба сыпет, с не заклеенного окна дует, комната огромна, с высоким потолком, бывшая столярная фабрика все-таки, он выгородил тряпьем себе уголок, но помогало мало. Холодно... Кто ж знал, что здесь такая херня - ни одного знакомого фейса, да какие к черту знакомые в этой дыре, фрез остались в Москве и Питере, доживают перестройку, входят в дикий капитализм постсовка... Просто ни одной приятной рожи, да и откуда им здесь взяться - панки, андерграунд херов, все навороченно-дранные, крутые до не могу, плюнуть в него и на хуй послать, ну и конечно, по западному приветливые - сова, сова и в сторону. Комнаты на этой фабрике чертовой захватили поприличней, в бывшем офисе, а ему на тебе Василий, что нам и даром не надо, фак им в душу...

Василий зашевелился, пузырь лопался, так хотелось в дабл, не вылезать на холодину было ломы. Бр-р-р-р...Ну и погодка сранная, что в Питере зимой, так там полный рингушник рингов, звякнул - не те, так другие вписали, на маге Боб, на столе вайн, косячишко-другой, а там глядишь и прилайфоватся-прифаковатся получится... А тут...

Василий скрипнул зубами и выставил из-под теплой защиты лицо. Холод полосанул почти как бритвой, аж выбило слезу. Ну блядство в этом сквоте вонючем, лопнешь, сдохнешь, и не одна сука, пока вонять не начнешь, не пошевелится... И какого хрена я не покатил осенью в Грецию с Лораном, гляди - там не так паскудно было б...

Василий задумался, грязные волосы длинными, слипшимися, свалявшимися прядями свесились ему на лицо, ширмой отгородив от неприветливой реальности... Давно не стиранная борода сбилась на бок, подбородок и шея под нею отчаянно чесались.

В закутке было темно и холодно, низ одной из ширм-штор, какие-то грязные тряпки он нашел на чердаке, шевелились от сквозняка, шузы, он знал точно - были холодные, холоднющие и сырые... Жить не хотелось...

Блин, а я летел, как в жопу наскипидаренный, Париж, свобода, интеллектуально-богемная тусовка, есть возможность блеснуть собою, поразить длинноногих парижанок знанием французского и дикими хипповыми манерами... Блядь, какая тусовка, какие парижанки, в Париже нет парижанок, только коровы с Эльзаса да и те морды воротят тупые...

Василий снова скрипнул зубами, переполненный хер знает чем мочевой пузырь, было затихший, вновь заныл и загрозился лопнуть, делать нечего, придется идти вниз, В их вонючий дабл, да сортир на бомжовом Казанском вокзале поприличней выглядит, по утрам после уборки, эти руки, сквотеры ебанные, уже кирпичи на пол положили, что б в собственном говне не утопнуть, ну бляди...

Штрих второй.

В Париже зимой голодно. Василий уже вторую неделю питался одними сухчайшими от старости багетинами, ломать которые приходилось через край подоконника. А за грязным стеклом, умываемом с той стороны струйками непрекращающегося дождя, горе, неоном реклама «Бистро»... Ну а там целыми днями жрали, пили и снова жрали, куда только входит, ну гады, эта тонкая мадемуазель уже во второй раз намылилась за последний час кофе пить... Ни о цвете лица, тварь, не заботится, ни о сердце, еще наверно с сахаром и пончиком, здесь они себя любят, а вес ночью сгонит, с каким-нибудь Жаном или Жаком, что б у них гандон лопнул...

Василий заскрипел зубами, натертые до крови старыми багетами десны болели, живот пучило, но уже второй день он не мог просратся - запор. Сейчас бы картошечки поджаренной, на сале, к черту вегетарианство, эту херню на Западе придумали, кто с жиру бесился, и он туда же, дожил до тридцати пяти, а ума придурок не нажил, какое к черту вегетарианство, если родился и вырос в Совке вонючем, вырвался на волю, либертуха пиплы, а жрать-то и нечего, спасибо буржуям - старые багеты выставляют в бумажных мешках после закрытия булочных, а так бы просто сдох бы от голода...