Песок вечности

– Извинять не за что, Аня, – ответил Серж. – То, что человек с чем-то не соглашается, это абсолютно нормально. Вы ведь и сами только что со мной спорили, разве не так? «Дух противоречия», говорите? Это неплохо. Но уверяю вас, что это не слишком. Вы просто рассудите логически. В самом деле, что они провозглашали? Мир, говорили они, есть создание дьявола, не так ли? Мир – это ад. Отсюда танатофилия – стремление к смерти. У них была такая формула благословения: «Да благословит вас Бог! Да сделает добрыми христианами и да приведет вас к благой кончине». Премило, не правда ли?

– Да, я знаю… – произнес Макс.

– Следствием всего вышесказанного, – продолжил Серж, – является то, что катары отвергали общественную жизнь, ее нормы и основы: брак, семью, государство. Они, к вашему сведению, жили в лесах, кроме молитвы и поста, они ничем больше не занимались. А для их «литургических» нужд у них там имелось все необходимое.

– То есть?

– То есть прямо в лесу стоял стол, накрытый белой скатертью и игравший роль алтаря, а на столе лежал Новый Завет на провансальском языке, открытый на первой главе Евангелия от Иоанна.

– «В начале было слово»? – уточнила Аня.

– Совершенно верно.

– «И Слово было у Бога. И Слово было Бог», – продолжил Макс.

Серж метнул на него короткий взгляд. Кажется, он был слегка удивлен.

– Именно, – сказал он, кивнув. – Все свое время они проводили в богослужениях.

– Они что же, совсем ничего больше не делали? – поразилась Аня.

– Ничего абсолютно. Правда, это касается лишь «совершенных». Основную массу катаров составляли «верующие», которые занимались различными видами хозяйственной активности – не с голоду же помирать. Есть хочется. К тому же им нужно было подкармливать «совершенных», иначе те просто умерли бы от истощения.

– Но ведь они вроде к этому и стремились или как?

– Они усматривали в смерти благо, это верно. И якобы не боялись ее. Но смерть от истощения в результате добровольного лишения себя пищи означала бы самоубийство. А это смертный грех. Поэтому они принимали пищу, которую им приносили простые катары.

– Значит, основная масса катаров все-таки работала?

– Вижу, Аня, вы упорно пытаетесь их так или иначе оправдать. Я понимаю, поверьте уж мне! Действительно понимаю, какое тяжелое впечатление произвела на вас та резня, которую вы наблюдали. Но сами подумайте: да, они, то есть основная масса, работали – по необходимости, занимались хозяйственной деятельностью – в отличие от «совершенных». Но именно «совершенные» были образцом для подражания, их образ жизни был ориентиром, целью, к которой надлежало стремиться. Жить, руководствуясь словами Иисуса: «Не заботьтесь для души вашей, что вам есть, ни для тела, во что одеться». И чуть далее: «Посмотрите на лилии, как они растут: не трудятся, не прядут» и, наконец, вывод: «Итак, не ищите, что вам есть, или что пить, и не беспокойтесь»[1]. Много веков богословы и ученые знали эти слова Иисуса. Но никто же не призывал следовать им буквально. Ведь это означало бы крах цивилизации. Катары, как и прочие «духовные христиане», этому следовали буквально и призывали других к тому же. Это ли не подрыв общества? Они также отказывались производить потомство. Приводить несчастные юные существа в мир, который они рассматривали как ад, они находили ужасным. Представляете, как такой пример мог повлиять на общество! И катаров было много.

– Как много? – заинтересовался Макс.

– Число «совершенных» было относительно невелико – вероятно, что-то около тысячи.

– Всего лишь?

– Да, но «верующих» катаров, если посчитать вместе с вальденсами, в то время в Южной Франции было больше, чем католиков.

– А вальденсы – это кто такие? – спросила Аня.

– Того же… сада… Или нет, того же огорода… Как это по-русски?

– А! Того же поля ягоды! – сообразил Макс.

«Мужчины – как дети, – подумала Аня. – Все играют. Даже Серж. Впрочем, он ведь признался как-то, что порой ведет себя как мальчишка».

– Да, верно, спасибо, – сказал Серж. – Того же поля. Различия между ними не принципиальны. И вот еще о чем подумайте: если мир – это преисподняя, если мы и так в аду, то смешно бояться Страшного суда, не правда ли? А земного суда и подавно! Все механизмы устрашения, которые используются церковью и государством и которые абсолютно необходимы для сохранения общества, перестают работать. И это – крушение всего! Исчезает страх наказания, вот что гибельно! Это и есть путь в настоящий ад – ад анархии и распада. Именно это мы и наблюдаем сейчас: мир с ускорением катится в тартарары, потому что нет страха ни перед чем. Вы думаете, это хорошо? Отнюдь нет! Да убоятся же хоть чего-нибудь!

Серж задумчиво постучал зажигалкой по столу и перевел взгляд на подсвеченные предзакатным солнцем средневековые стены и башни за окном, всегда такие красивые – издали. Или на картинках.