Песок вечности

Произнеся это, она почувствовала смущение и неловкость. Как-то непривычно было обращаться на «ты» к взрослому и незнакомому человеку, но в латыни нет вежливого обращения на «вы». Да и вообще, повсюду, и в России в том числе, изначально этого не было. Даже королям и царям говорили «ты», что, кстати, сохранилось в сказках: «Бью тебе челом, царь-батюшка! Не вели казнить, вели слово молвить!» В XXI веке есть языки и, соответственно, страны, где вежливое обращение на «вы» так и не привилось, и все «тыкают» друг другу, например, Швеция, где на «вы» обращаются только к королю и королеве. Вежливое «вы» вообще возникло очень поздно: в XVII веке, во Франции, при дворе Людовика XIV.

– О да! Непременно! – отозвался хозяин, восприняв это, по-видимому, как должное. – Но сейчас нам следует уйти отсюда и спуститься вниз. Там я работаю, и там вы будете в безопасности. Не следует забывать, что за вами охотятся эти крестоносные псы. И потом, вы наверняка голодны и утомлены и потому нуждаетесь в отдыхе. Прошу за мной.

С этими словами он повернулся и, подняв фонарь выше, подошел к глухой стене. Аня и Макс недоуменно переглянулись. Как это понимать? Аня обвела взглядом помещение, которое теперь было освещено чуть лучше, и была донельзя удивлена – здесь не было никаких окон, а замаскированная дверь, через которую они вошли, уже закрылась.

Но недоумение длилось не долго. Хозяин быстро, почти неуловимым движением нажал на какую-то точку на ровной и гладкой на вид поверхности, после чего послышалось жужжание – точно такое же, как и то, что Аня слышала у себя за спиной, когда они с Максом только вошли сюда. Через несколько секунд участок стены прямо перед ними пополз вверх, очевидно входя в паз, и перед Аней предстала узкая винтовая лестница, уходящая вниз. Они ступили на нее: дверь опустилась с тихим жужжанием. Аню, как водится, уже жгло ее извечное любопытство, и она обратилась к хозяину:

– Скажи… – начала она и приостановилась, обдумывая, как лучше это сформулировать.

– Ты хочешь спросить, – догадался бородач, – об этих машинах, что открывают и закрывают двери, так?

– Да, ты прав. Меня это заинтересовало.

– А меня это интересует еще больше! – вставил Макс. – Я вообще люблю технику.

– Полагаю, – произнес хозяин, – пришел момент представиться друг другу и объясниться. А затем мы продолжим разговор, и я отвечу на ваши вопросы, вы согласны?

– Конечно! Мое имя Анна, – сказала Аня, улыбнувшись и чуть было по привычке не протянув руку для рукопожатия.

К счастью, она вовремя спохватилась и отдернула руку, а хозяин этого не заметил. Он молча возился с замком еще одной двери – той, перед которой они оказались, спустившись в подвал. «Да это просто какое-то царство дверей! – подумала Аня. – Интересно, что находится за этой?» Она была заинтригована. Наконец замок щелкнул, и хозяин повернулся к Ане и Максу.

– Прошу немного подождать, – быстро произнес он и, открыв дверь, ненадолго их покинул.

Через минуту-две изнутри полился слегка колеблющийся свет свечей, и хозяин вышел к гостям.

– А теперь прошу вас, – сказал он и жестом пригласил их в помещение. – Я – Бертран из Нарбонны, – сказал он, прежде чем они успели осмотреться, – и я учился в Падуе.

«Вот, значит, как тут представляются, – подумала Аня. – Ну да, фамилий ведь тогда еще не было. А я, значит, Анна из Вормса. Ой, нет! Ведь тогда по-латыни говорили не „Вормс“, а „Вормация“».

– Я – Анна из Вормации, – торжественно представилась она.

– А я – Максимус из Могонтиакума, – неожиданно отрекомендовался Макс, решив, что он будет родом из Майнца, очевидно, потому, что его родители жили там.

– Я знаю эти города, – не удивился Бертран. – Они оба стоят на Ренусе[4], в пределах Империи. Вы супруги или вы брат и сестра?

Аня задумалась, но только на мгновение. Она поняла, что подразумевает Бертран: речь шла об «агапе» – христианской любви к ближнему. У нее возникло предположение, что Бертран – бывший катар.

– Нас объединяет братская любовь, – ответила она.

Макс посмотрел на нее с нежностью и мягко улыбнулся, входя в роль. Все-таки он молодец!

Взгляд Бертрана потеплел. Он подошел сначала к Ане, а потом к Максу, по очереди обняв каждого и целомудренно расцеловавшись с ними в обе щеки.

– Садитесь, прошу вас, – сказал он, жестом указывая на стоявшую тут же скамью. – Я счастлив, собратья, принимать вас у себя в доме, – проникновенно произнес он затем, глядя попеременно то на Макса, то на Аню. – И хвала Богу, который наставил меня поступить, как должно, и не попустил тому, чтобы чистые брат и сестра попали в руки воинов сатаны и были преданы жестоким истязаниям и казни. Я ведь поначалу не хотел открывать, думая, что вы преступники, но Бог в должный момент просветил меня!

– Иначе не могло быть, – решилась сказать Аня. – Ведь Бог – это любовь!

В глазах Бертрана при этих словах появилось какое-то новое, сложное выражение: печаль, смешанная с затаенной радостью. Но с уверенностью можно было сказать, что слова эти его тронули.