Пестель

Конечно, политический опыт Наполеона Пестель учитывал, как учитывали этот опыт и многие другие деятели тайных обществ. Но судить, насколько это высказывание отражало его реальную точку зрения о французском императоре, достаточно сложно. Однако Рылеев, весьма чувствительный к проявлениям высокомерия и неискренности, увидел в этом намек на собственную несостоятельность. Обидевшись, он сразу же заподозрил собеседника в личной корысти. Пестелю пришлось оправдываться, объясняя, что сам он становиться Наполеоном не собирается и рассуждает чисто «теоретически». «Если кто и воспользовался нашим переворотом, то ему должно быть вторым Наполеоном, в таком случае мы не останемся в проигрыше!» — так, по показанию Рылеева, Пестель пояснял свои слова.

Рылеев не поверил пояснениям Пестеля и на следствии показывал, что сразу «понял», «куда все это клонится». Видимо, поэт был первым, кто уподобил Пестеля Наполеону, узурпатору, «похитившему» власть после победы революции во Франции. Слово было произнесено. О беседе с Пестелем Рылеев рассказал членам северной Думы. И в результате все «члены Думы стали подозревать Пестеля в честолюбивых замыслах».

Это обстоятельство, видимо, и было роковым для дела объединения. Не желавшие терять своей власти и значения в тайном обществе северные лидеры вслед за Рылеевым заговорили о Пестеле как о честолюбце, мечтавшем воспользоваться плодами произведенной в столице революции. И отказались иметь с ним дело.

Никита Муравьев, не присутствовавший при принятии «объединительного» решения, потребовал его пересмотра. Он «изложил невозможность слить в одно два общества, отделенные таким большим пространством и притом разделенных мнением». Муравьев объяснил своим товарищам, что «большинство голосов» в Южном обществе находится под безусловным контролем Пестеля, а в Северном обществе каждый имеет право на собственное мнение. Поэтому в объединенном обществе большинство всегда будет на стороне Пестеля. О себе же Муравьев заявил, что никогда не согласится «слепо повиноваться» большинству. В случае объединения обществ он пообещал покинуть заговор.

Именно Муравьев добился отмены решения об объединении. Трубецкой и Оболенский согласились переменить свое мнение. Другие северяне — участники переговоров пошли за ними.

Завершились совещания 1824 года знаменитым собранием северных заговорщиков на квартире Оболенского, на которое они пригласили и Пестеля. Собственно, исход этого собрания был известен заранее; его устроители преследовали цель «публичной порки» южного лидера, демонстрации всеобщей ненависти к его «способам действий». В ходе собрания Пестелю открыто предъявили обвинения в узурпаторских намерениях. Кажется, впервые за всю историю тайных обществ Пестель потерял самообладание.

«Главным предметом разговора было Временное правление, против которого говорили наиболее Трубецкой, а также и Никита Муравьев. Они много горячились, а я все время был хладнокровен до самого конца, как ударил рукою по столу и встал», — показывал Пестель на следствии. Участвовавший в совещании Матвей Муравьев-Апостол запомнил, что, ударив кулаком по столу, южный лидер произнес: «Так будет же республика». И, опомнившись, добавил: «Северное и Южное общество отдельны. Все сведения, которые вы будете желать иметь от Южного общества, — оно вам их доставит, надеясь, что вы с вашей стороны то же сделаете». По показанию же Трубецкого, перед тем как хлопнуть дверью, Пестель заявил: «Стыдно будет тому, кто не доверяет другому и предполагает в другом личные какие виды, что последствие окажет, что таковых видов нет». «Он тут же уехал и не виделся более с директорами Северного общества, об которых он очень дурно относился», — констатирует Матвей Муравьев.

Объединение двух обществ было отложено до 1826 года. «Разговаривали и разъехались» — таким видел Пестель окончательный итог «объединительных совещаний». Впрочем, несмотря на личную обиду, Пестель не отказался от контактов с северными лидерами и до самого разгрома обществ пытался наладить конспиративную переписку с Оболенским и Трубецким.

* * *

Единственным реальным результатом пребывания Пестеля в столице стало образование так называемого «северного филиала» Южного общества. По словам участвовавшего в создании этого филиала Матвея Муравьева-Апостола, южный лидер хотел «составить отдельное общество так, чтобы Северное его не знало».