Пестель

Современники же воспринимали Рылеева прежде всего как удачливого коммерсанта. Осознав простую истину, что «в сей век железный без денег и свободы нет», именно в коммерции Рылеев нашел ту сферу деятельности, которая могла удовлетворить честолюбие и принести немалые деньги. С весны 1824 года Рылеев — правитель дел в крупной коммерческой организации, Российско-Американской компании, занимавшейся разработкой промыслов в российской части американского континента. Кроме того, Рылеев стал профессиональным журналистом и издателем.

В 1823–1825 годах он совместно со своим другом Александром Бестужевым издавал альманах «Полярная звезда», который принес обоим издателям деньги и славу. При этом «Полярная звезда» практически не содержала в себе вольнолюбивых произведений. Альманах Рылеева и Бестужева положил начало другому явлению — коммерческой литературе и журналистике. Явлению, дотоле почти не известному российским литераторам и читателям.

Издатели «Звезды» впервые в истории русской журналистики стали платить своим авторам постоянные гонорары — и гонорары весьма немалые. Поэтому в альманахе сотрудничали лучшие русские поэты: Пушкин и Жуковский, Крылов и Вяземский, Грибоедов и Денис Давыдов. Каждый выход «Звезды» сопровождался литературными скандалами: издатели альманаха считали, что имеют полное право по своей воле распоряжаться присланными им текстами, редактировать их, приноравливаясь к «вкусам публики» и не считаясь с авторской волей. Читатели же принимали «Звезду» восторженно: с 1823 по 1825 год ее тираж вырос в три раза, издатели получили подарки от царской семьи и выручили от своего предприятия немалую прибыль. Впоследствии традиции «Звезды» были продолжены — но вовсе не теми людьми, кто сохранил верность декабристским идеалам. «Коммерческая журналистика» конца 1820-х годов связана с именами агента тайной полиции Фаддея Булгарина и консервативного журналиста Николая Греча. Греч и Булгарин были добрыми друзьями Рылеева; после 14 декабря Булгарин спрячет у себя архив декабриста.

Но несмотря на славу и деньги, которых в конце концов добился Кондратий Рылеев, для большинства современников он продолжал оставаться не вполне состоявшимся человеком. Согласно представлениям эпохи, коммерческая и поэтическая деятельность была не достойна дворянина. В этом смысле Рылеев изначально отличался от многих декабристов, и в первую очередь от Пестеля. Пестель был человеком, по представлениям того времени полностью состоявшимся: кавалером боевых орденов, блестящим офицером, полковым командиром.

Рылеев осознавал эту свою ущербность: в свете он был известен как инициатор и участник множества дуэлей, враг всякой «аристократии». Скорее всего, именно стремление доказать собственную гражданскую состоятельность и привела преуспевающего коммерсанта в заговор. Вокруг него к 1824 году сформировался кружок свободолюбиво настроенных молодых писателей, издателей и военных. Впоследствии многие из них вошли в Северное общество; без их участия выступление 14 декабря было в принципе невозможным.

Неясно, был ли Пестель знаком со стихами Рылеева и его издательской деятельностью. Вообще, судя по сохранившимся каталогам его библиотеки, южный лидер не был глух к отечественной словесности: в его полковой квартире следствие обнаружило сочинения большинства русских писателей прошлых лет — от Ломоносова до Карамзина. На книжных полках Пестеля лежали и разрозненные номера столичного литературного журнала «Соревнователь просвещения и благотворения», в котором сотрудничал Рылеев.

Однако вряд ли Пестель, начиная первый в своей жизни разговор с Рылеевым, видел перед собой знаменитого поэта или удачливого коммерсанта. Скорее — отставного подпоручика, маргинала, только что вступившего в заговор, человека, чье слово в тайном обществе почти ничего не значит. В беседе с поэтом южный лидер избрал неверный тон: был неоткровенен в изложении своих взглядов и пытался «испытывать» собеседника. «Пестель, вероятно, желая выведать меня, в два упомянутые часа был и гражданином Северо-Американской республики, и наполеонистом, и террористом, то защитником английской конституции, то поборником испанской», — показывал на следствии Рылеев. Во время этого «испытания» Пестель неосторожно позволил себе похвалить Наполеона, назвав его «истинно великим человеком», и заявил, что «если уж иметь над собою деспота, то иметь Наполеона».