Пестель

Это письмо, обращенное к генералу Беннигсену, — лишь одно из череды подобных писем, которыми князь буквально бомбардировал начальство в середине 1810-х годов. Его мольбы не остались напрасными: в 1815 году, по распоряжению императора, Министерство финансов выдало ему беспроцентную ссуду в 20 тысяч рублей сроком на 10 лет.

Впоследствии, в 1820-х годах, он получил от императора в собственность 4 тысячи десятин земли, уважена была и его просьба о предоставлении аренды.

Конечно, все эти меры были способны серьезно поправить его финансовые дела. Однако для того, чтобы вступить во владение землей и в права аренды, надо было, согласно закону, ждать много лет. Князь же ждать не мог — лечение ему было необходимо постоянно. Когда же в 1825 году истек срок предоставления кредита, денег для погашения долга у него не оказалось.

Финансовые затруднения князя были хорошо известны полковнику Пестелю. Отечественную войну и заграничные походы Сибирский провел при Витгенштейне, а став командующим 2-й армией, Витгенштейн принял на себя и хлопоты по многочисленным просьбам своих подчиненных. Естественно, что все дела подобного рода не могли миновать и Пестеля — могущественного адъютанта главнокомандующего.

На допросе в Следственной комиссии хорошо осведомленный в делах тайного общества подпоручик Бестужев-Рюмин признавал, что заговорщики твердо верили в поддержку восстания силами 18-й пехотной дивизии, «которую надеялся увлечь Пестель со своим полком». О природе этих надежд историки никогда не задумывались; между тем только двое из шести полковых командиров этой дивизии (Пестель и командир Казанского пехотного полка полковник Аврамов) состояли в тайном обществе. И надежда на всю дивизию в целом могла возникнуть лишь в одном случае: если заговор готов был поддержать князь Сибирский — дивизионный командир.

Ясно, что пятидесятилетний генерал-лейтенант, всю свою жизнь верой и правдой служивший царю и отечеству, ни при каких условиях не мог стать сознательным союзником Пестелю и его друзьям. Очевидно, и не рассчитывая на это, командир Вятского полка избрал другой способ воздействия на своего начальника — финансовый.

В феврале 1826 года, когда Пестель уже был арестован, а в Вятский полк в связи с доносом Майбороды была прислана специальная ревизия, Сибирский написал письмо в Москву. Адресатом письма был некто Заваров, мелкий чиновник, финансовый агент князя. Письмо это было вскрыто на почте, и его содержание оказалось достойным того, чтобы обратить на себя внимание высшего армейского начальства.

«Мне непременно надо 15 тысяч рублей, дабы быть покойным и отделаться от неприятностей, — писал Сибирский своему финансовому агенту. — Вы не знаете, может, что Пестель уже лишился полка, и он наделал по полку много нехорошего, много претензий на нем. И естьли ты, любезный, не поторопишься собрать сию сумму, то я могу лишиться дивизии. Бога ради, присылкою денег ты спасешь меня; хотя я и разорюсь, но что делать, честь моя не постраждет».

В ходе расследования, проведенного в штабе корпуса, оказалось, что в июле 1825 года князь Сибирский взял из артельной кассы Вятского пехотного полка 12 тысяч рублей — весьма внушительную сумму, и деньги эти были выданы князю лично Пестелем. Дата выдачи этих денег тоже, конечно, была не случайной: именно в июле 1825 года Сибирский получил из Министерства финансов требование о немедленной выплате предоставленной в 1815 году ссуды.

Предпринимая комбинацию с артельными деньгами, Пестель и Сибирский позаботились о соблюдении внешних приличий. Сибирский написал «повеление» «о получении сей суммы» и о том, что деньги эти предназначены для «определения» в ломбард. Правда, за полгода, прошедшие до ареста полковника, он ни разу не поинтересовался судьбою этих денег, впоследствии же ведавшая подобными вкладами экспедиция сохранной казны Санкт-Петербургского опекунского совета отозвалась полным неведением о них.

После этого Пестель вполне реально мог рассчитывать если не на поддержку, то на лояльность своего дивизионного командира. Расписка Сибирского в получении этих денег хранилась в полку — и Бестужев-Рюмин, скорее всего, говорил правду о надеждах заговорщиков на 18-ю пехотную дивизию.

Очевидно, что не только князь Сибирский пал жертвой «финансовой политики» Пестеля. Согласно документам, командир бригады генерал-майор Кладищев вынужден был в июне 1827 года внести 6 тысяч рублей в счет амуничных денег Вятского полка. По некоторым сведениям, Пестеля и Кладищева связывали не только «деловые отношения», но и личная дружба. У Пестеля и его бригадного генерала была возможность постоянного ежедневного общения: штаб бригады, как и штаб Вятского полка, находился в местечке Линцы.

Таким образом, к концу 1825 года Пестель мог быть полностью уверен в собственном полку, а также и в том, что дивизионный и бригадный командиры не смогут эффективно противиться будущей революции. Были у него и свободные деньги — по крайней мере, для того, чтобы начать военную революцию.