Пестрая компания (сборник)

— Девятую симфонию я здесь не пишу, — улыбнулся Нельсон. Ему хотелось донести чемодан сына до лифта, и он уже, было, сделал движение в его сторону, но Роберт, словно почувствовав намерение отца, быстро переложил чемодан в другую руку.

Войдя в кабину лифта, они увидели там красивую, темноволосую женщину, в прекрасном, иссиня-черном платье. Платье смотрелось на даме именно так, как должно смотреться дорогое черное платье на имеющей престижную работу женщине, и что в реальной жизни случается крайне редко. Волосы её были небрежно отброшены назад, она держалась несколько вызывающе и производила впечатление женщины весьма решительной. Нельсон заметил, что дама с холодным одобрением смотрит на его, уверенного в своей привлекательности, сына, на новую темно-зеленую куртку лейтенанта с гордым золотым шевроном на каждом плече. Роберт слегка улыбнулся, почувствовав на себе её взгляд. Это была беспомощная, чуть застенчивая улыбка, но Нельсон понимал, что сын в глубине души доволен тем, что вызвал одобрение женщины.

— Иногда… — сказал Роберт, когда они шли по Пятой авеню, потеряв женщину в черном где-то в толпе. — …иногда, папа, полиции можно позволить арестовывать мужчин за те мысли, которые непроизвольно у них возникают.

Отец и сын обменялись понимающими улыбками. Роберт глубоко вздохнул и, прежде чем сесть в такси, огляделся по сторонам. Улыбка все ещё играла на его губах.

— Вокзал «Гранд Сентрал», пожалуйста, — сказал он водителю.

Пока машина пробиралась по улицам, они сидели молча. Нельсон не отрывал взгляда от блестящего чемодана из сыромятной кожи. Такие чемоданы, думал он, можно часто увидеть летом в пятницу на многих железнодорожных платформах, где люди в ярких одеждах весело толпятся, ожидая прихода поезда, чтобы отправиться в Новую Англию, на Кейп Код или в Адирондакские горы… Для полноты картины, размышлял он, рядом с чемоданом следует лежать теннисной ракетке в цветном клеенчатом чехле, а тонкий девичий голосок, перекрывая все шумы, должен со смехом вещать: «…оливковое масло и уксус в равных долях, плюс несколько капель глицерина. Намазывайся этой смесью каждый час, дорогая. На пляже в Проливе я встретила спасателя, который проводил на солнце по двенадцать часов каждый день. Он употреблял только эту смесь, и его кожа по цвету напоминала залежалый кусок хорошо пропеченного ростбифа…».

Но вместо девичьего голоса он услышал слова Роберта.

— Пять средних танков…

— Ты о чем? — сконфуженно глядя на сына, спросил Нельсон. — Прости, я не совсем…

— Когда я прибуду на место, под моей командой окажется пять средних танков. Весом двенадцать тонн и с экипажем пять человек. В машины вложено примерно триста тысяч баксов, и я буду приказывать им: вперед, стоп, идите туда, идите сюда, будьте так добры, уничтожьте собачью конуру слева от нас, не затруднит ли вас выпустить шесть снарядов по корсетной мастерской, расположенной дальше по улице в шести кварталах отсюда… — Широко улыбнувшись, он продолжил: — И это буду делать я — человек, который ни разу в жизни не управлял даже игрушечными поездами. Представляешь, как верит в меня Правительство Соединенных Штатов Америки?! Боюсь, что при первой встрече с этими пятью средними танками, меня охватить такой мандраж, которого не испытывал ни один актер перед выходом на сцену.

— У тебя все получится, как надо, — спокойно сказал Нельсон.

Роберт внимательно без улыбки посмотрел на отца и сказал серьезно:

— Мне почему-то тоже так кажется.

Такси остановилась у вокзала «Гранд Сентрал», и они вышли из машины.

— У нас есть ещё пятнадцать минут, — сказал Роберт, бросив взгляд на часы. — Может, быстренько пропустим по одной, чтобы смазать колеса?

— Тебя ещё кто-нибудь провожает? — спросил Нельсон, когда они шагали под темными и гулкими сводами арки в бар отеля «Коммодор». — Неужели и девиц не будет?

— Нет, — с улыбкой сказал Роберт. — Этого нельзя делать. Если пригласить одну, то придется приглашать всех. В итоге прощание станет похоже на встречу выпускниц Вассара с 1938 по 1941 год включительно, громко рассмеявшись, он добавил. — Мне не хотелось бы, чтобы мой отъезд превратился в шумную демонстрацию.

Нельсон улыбнулся шутке, хотя понимал, что она явилась лишь средством скрыть тот факт, что сын захотел оставить последние минуты прощания перед уходом на войну только для отца. Ему очень хотелось сказать, что он все понял и очень ему благодарен, но в то же время Нельсон понимал — любые слова сейчас прозвучат неуклюже и чересчур театрально. Поэтому он просто промолчал. Они вошли в «Коммодор» и остановились у длинной стойки бара. В пустом зале было сумеречно и прохладно, как бывает всегда в одиннадцать утра, перед тем, как публика приступает к выпивке и еде.

— Два мартини, — сказал Роберт бармену.

— Последний раз я пил с утра на свадьбе Артура Паркера, — сказал Нельсон. — Это было в 1936 году.

— Плевать нам на этикет! — бросил Роберт. — Идет война.