Пьесы

Входит Жиль де Рэ^{86} — молодой человек лет двадцати пяти, щеголеватый и самоуверенный, с курчавой бородкой, выкрашенной в синий цвет, что является немалой вольностью при дворе, где все ходят гладко выбритые, по тогдашнему обычаю. Очень старается быть любезным, но природной веселости в нем нет, и он производит скорее неприятное впечатление. Одиннадцатью годами позже, когда он дерзнет бросить вызов церкви, его обвинят в том, что он удовольствия ради совершал омерзительные жестокости, и приговорят к повешению. Но сейчас тень виселицы его еще не коснулась. Он весело подходит к архиепископу.

Паж удаляется.

Синяя Борода. Ваш верный агнец, архиепископ! Добрый день, шамбеллан! Знаете, что случилось с Ла Гиром^{87}?

Ла Тремуй. Доругался до родимчика, что ли?

Синяя Борода. Как раз наоборот. Сквернослов Франк — слыхали про него? — во всей Турени только он один может переплюнуть Ла Гира по части ругани. Так вот этому самому сквернослову Франку какой-то солдат сегодня сказал, что нехорошо, мол, ругаться, когда стоишь на краю могилы.

Архиепископ. И во всякое другое время тоже. А разве сквернослов Франк стоял на краю могилы?

Синяя Борода. Представьте себе, да. Он только что свалился в колодец и утонул. Это такого страха нагнало на Ла Гира — опомниться не может.

Входит капитан Ла Гир. Это старый вояка, чуждый придворного лоска; его речь и манеры сильно отдают казармой.

Я уже все рассказал шамбеллану и архиепископу. Архиепископ говорит, что вы погибли безвозвратно.

Ла Гир(проходит мимо Синей Бороды и останавливается между архиепископом и Ла Тремуй). Тут нечему смеяться. Дело обстоит еще хуже, чем мы думали. Это был не солдат, а святая, переодетая солдатом.

Архиепископ, Шамбеллан, Синяя Борода(все вместе), Святая!

Ла Гир. Да, святая. Она всего с пятью провожатыми пробралась сюда из Шампани. Их путь лежал по таким местам, где кишмя кишат бургундцы, годдэмы, беглые солдаты, разбойники и еще бог весть какой сброд, — а они за все время не встретили ни живой души, кроме местных крестьян. Я знаю одного из тех, кто ее сопровождал, — де Пуланжи. Он говорит, что она святая. И ежели я теперь хоть когда-нибудь произнесу хоть одно слово божбы или ругани — да чтоб мне провалиться в самое пекло! Да чтоб меня черти изжарили на адском пламени!

Архиепископ. Весьма благочестивое начало, капитан.

Синяя Борода и Ла Тремуй хохочут. Снова появляется паж.

Паж. Его величество!