Марк
У Сержа. На полу лежит белое полотно с белыми тонкими поперечными полосами, Серж в восхищении смотрит на картину. Марк смотрит на картину. Серж наблюдает за Марком, рассматривающим картину. Длинная пауза, во время которой легко угадываются чувства персонажей.
Марк. Дорого?
Серж. Двести тысяч.
Марк. Двести тысяч?…
Серж. Хандтингтон берет ее у меня за двести двадцать.
Марк. Кто это?
Серж. Хандтингтон?!
Марк. Не знаю такого.
Серж. Хандтингтон! Галерея Хандтиггона!
Марк. Галерея Хандтинггона берет ее у тебя за двести двадцать?..
Серж. Нет, не галерея. Он сам. Сам Хандингтон. Для себя.
Марк. А почему Хандтингтон сразу ее не купил?
Серж. Потому что эти люди заинтересованы в том, чтобы продавать частным липам. Необходимо, чтобы работал рынок.
Марк. А-а-а…
Серж. Ну что?
Марк…
Серж. Ты не не оттуда смотришь. Посмотри отсюда. Видишь линии?
Марк. Как фамилия…
Серж. Художника? Антриос.
Марк. Известный?
Серж. Очень. Очень! Пауза.
Марк. Серж, не может быть, чтоб ты купил эту картину за двести тысяч франков!
Серж. Он столько стой. Это же Антриос.
Марк. Не мог ты купить эту картину за двести тысяч франков.
Серж. Я так и думал, что ты не поймешь.
Марк. Ты купил это дерьмо за двести тысяч франков?!
Серж сам с собой.
Серж. Мой друг Марк — умница, я всегда уважал его, он занимает хорошее положение, он — инженер в авиационной промышленности, он — из тех новых интеллектуалов, что никак не могут смириться с современностью, и почему-то гордятся этим. С некоторых пор у этого приверженца старины стало проявляться какое-то поразительное высокомерие.
Те же. На том же месте. Та же картина.
Серж
Марк. Серж, побольше юмора! Посмейся!..Посмейся старина, это потрясающе, что ты приобрел эту картину!
Серж. Ты находишь, что это потрясающее приобретение, тем лучше, тебе смешно — ладно, но мне хотелось бы знать, что ты подразумеваешь под словом «дерьмо»?
Марк. Ты смеешься надо мной!
Серж. Ничего подобного. Это дерьмо по сравнению с чем? Когда про какую-то вещь говорят «это дерьмо», имеется в виду, что существует некий критерий, позволяющий оценивать эту вещь.
Марк. Ты с кем разговариваешь? С кем ты сейчас разговариваешь? Эй!..
Серж. Ты не интересуешься современной живописью, ты совершенно не разбираешься в этой области, как же ты можешь утверждать, что та или иная вещь, подчиняющаяся неведомым тебе законам, является дерьмом?
Марк. Это дерьмо, извини.
Серж один.
Серж. Ему не нравится эта картина — пусть так. Но какая жесткость в обращении. Ни малейшего желания понять. Какая жесткая манера обвинения. Претенциозный, коварный смех. Это смех человека, который знает все и вся. Я ненавижу этот смех.
Марк один.
Марк. То, что Серж купил эту картину, выше моего понимания, это беспокоит меня и вызывает во мне смутную тревогу. Выйдя от него, я проглотил три таблетки Гельсемиума, это Паула посоветовала. Кстати, как она сказала «Гельсемиум» или «Игнациа», я в этом вообще не разбираюсь?! Никак не могу понять, как это Серж, мой друг, мог купить эту картину. Двести тысяч франков! Он, конечно, человек обеспеченный, но в роскоши не купается. Обеспеченный, и только, хорошо обеспеченный. И покупает белую картину за двести кусков. Я должен посоветоваться с Иваном, это наш общий друг, надо поговорить с Иваном. Хотя Иван очень терпимый, что является самым большим недостатком. Иван терпимый, потому что ему на все наплевать. Если Иван спокойно воспримет то, что Серж купил белое дерьмо за двести кусков, то лишь потому, что на Сержа ему наплевать. Это очевидно.
У Ивана на стене дрянная картина. Иван стоит на четвереньках спиной к залу. Что-то ищет под диваном. Продолжая искать, оборачивается и представляется.