Пьесы

К о ч е т. Зачем показалось? Плачу! От бессильной злобы своей плачу! Но ничего… За все рассчитаемся сразу… Так рассчитаемся, что аж небу жарко станет! (Голос его усиливается.) Так рассчитаемся, что от ужаса, от мысли одной о таком расчете прекратится у них жизнь человеческая, если можно эту черную свору назвать «человеками»! (Он почти кричит.) Так рассчитаемся… (Обрывает речь, смотрит в сторону двери.)

Четкие шаги: входят  д в о е  в о е н н ы х.

М а й о р (выходя вперед). Секретарь райкома, товарищ Кочет, здесь?

К о ч е т. Да, это я, товарищ майор!

М а й о р (окинув взглядом всех присутствующих, тихо, Кочету). Разрешите вас на минуточку!

Они отходят в сторону. Майор что-то говорит на ухо Кочету. Затем они жмут друг другу руки и майор с военным, козыряя, молча уходят. Пауза.

К о ч е т. Командир вот считает, что враг будет с рассветом. Нам тоже, стало быть, надо… трогаться.

Входит  Б о р и с о в.

Здорово, бухгалтер!

Б о р и с о в. Здравствуйте, Степан Григорьевич!

К о ч е т. Вот, брат, какие дела!

Б о р и с о в. Да, невеселые!

К о ч е т. Ничего! Выше голову, друзья… Совсем собрался?

Б о р и с о в. Совсем. Дом подпалил… Совсем!

Входят  Р у с о в ы, отец и сын. У каждого за спиной по огромному рюкзаку.

С а ш а. Не опоздали?

К о ч е т. Даже раньше срока!

Входят еще  л ю д и, молча кланяются. Пауза. Кочет шагает по комнате. Вдруг останавливается.

А лампы до сих пор горят… Перед началом новой жизни хочется сказать себе, да и вам что-то такое… И вот — не нахожу выражений подходящих…

П о т а п е н к о. А это потому — ты не обижайся, Степан Григорьевич, — что не привыкли мы на своих заседаниях нормальным языком говорить… Все как-то казенно у нас получалось: баланс, закругляйтесь, согласуем, и — я знаю — регламент! Вот слов теперь и нету.

К о ч е т. Верно, друг, верно! Но они еще придут, эти слова.

Свет гаснет. Мгновенная пауза. Кочет подходит к окну и раскрывает портьеру. Зарево. В комнате становится светло от красного фона неба.

П о т а п е н к о (тихо). Станция горит!

Все присутствующие, словно сговорившись, молча снимают шапки. Пауза. Тихо, жалобно плачет Ротман.

К о ч е т (шепотом). Дать воды?

Р о т м а н. Не надо! Я уже! Помните, как мы ее открывали, эту гордость нашу?

П о т а п е н к о. Довольно о ней! Ты последние нервы вытянешь! Прости, что я грубо, Абраша…

Р о т м а н. Ничего, ничего…

Входят  Х а л к о в  и  С е д о в.

К о ч е т. Спасибо, товарищи!

С е д о в. Не за что, Степан Григорьевич!

Р о т м а н. Какие герои: свою станцию сожгли…

П о т а п е н к о. Замолчи, черт тебя подери!

Снаряд рвется в городе.

К о ч е т. Пошли! Или нет… Сядем, что ли, по старому обычаю, а?

Р у с о в. Можно! Примета хорошая!

П о т а п е н к о. Конечно, сядем! Дорога ведь будет длинной!

Р о т м а н. И никто ее не мерил, эту дорогу!

Все садятся.

Думали ли мы, что нам…

П о т а п е н к о. Погоди, Абраша…

К о ч е т. Если сидеть по правилам, так надо помолчать хоть минуточку… Слышишь, оратор?

Тишина. Кочет порывисто встает первым. Остальные за ним.

А теперь стройся!

Присутствующие выстраиваются в одну шеренгу.

Равняйся!

«Строй» замирает…

Здравствуйте, товарищи!

…и отвечают ему вразброд.

Р у с о в, С е д о в  и  П о т а п е н к о. Здрасс…

Х а л к о в. Добрый день!

Б о р и с о в (приподнимая шляпу). Мое почтение!

Р о т м а н. Привет!

К о ч е т (качает головой). М-да! Не очень по уставу! Но это ничего! (Отходит на шаг. Осматривает оружие каждого.) Бедноватый наш арсенал. Но выбора у нас нет. С этого момента мы — партизаны! Гордое это прозвище, и надо его оправдать. В такие торжественные минуты не лгут, не кривят душой. Поэтому успокаивать я вас не буду и скажу: нас ожидают очень трудные, очень суровые будни. Может, придется сутками, без пищи, отсиживаться в болотах, может, ежедневно встречаться со смертью, может… Готовы ли вы к такой жизни?

В с е. Готовы!