ЭДИТ. Подвинься, сяду рядом с тобой на солнышке.
ПЬЕР. Давай, давай, давай!
ЖЮЛЬЕНА. С самого утра я говорю себе, при любом положении вещей, я никогда не видела такой погоды в ноябре!
АЛЕКС. Эта репа гнилая.
ЖЮЛЬЕНА. Должна признаться, что репа действительно не самого лучшего качества. (Натану) Вы здесь не при чем!
НАТАН. По правде говоря. я действительно не чувствую себя за это ответственным.
ЖЮЛЬЕНА. Во всяком случае, вы это делаете как настоящий профессионал!
НАТАН. Вы считаете?
АЛЕКС. Мой брат большой профессионал, Жюльена. Во всех делах, и во всех областях. Он то, что я называют типичным профессионалом.
НАТАН. Что совсем не является комплиментом, как вы догадались.
АЛЕКС. Почему? Это комплимент… (Берет другую репку). Со временем меняются только слова… Когда я был ребенком у всех моих героев была внешность Натана. Синдбад, Д,Артаньян, мой любимый Том Сойер, все это был Натан… Натан лучезарный, непобедимый, самый образцовый из всех примеров… Тоже гнилая! Абсолютно!…(Бросает репку и берет картофелину). А вы знаете, что в десятилетнем возрасте он давал фортепианные концерты. В гостиной. Вся семья благоговейно слушала.
ЖЮЛЬЕНА. Вы и сейчас играете?
НАТАН. Я и сейчас играю, но не даю концертов!
АЛЕКС. Да!… Жаль… А я когда-то играл на флейте…
Все смеются.
АЛЕКС. Нет, нет, правда! На дудочке… Что-то вроде дудочки из полого бамбука, с дырочками, я купил ее в метро. Это был период моего увлечения горными восхождениями в Андах и вязаными шапочками.
ЭДИТ. Не помню, чтобы я когда-нибудь слышала, как ты играешь.
АЛЕКС. Правда? Заметь, я тоже. Мне не удалось извлечь ни единого звука.
ПЬЕР. И ты это называешь "играть на флейте."
АЛЕКС. Никаких проблем. Ставишь пластинку, типа Мачукамбос и играешь с ними вместе, перед зеркалом…
НАТАН. В красном пончо…
АЛЕКС. Да, и в вязаном шлеме, который мне очень шел… Папа таким образом дирижировал самыми знаменитыми оркестрами мира.
ЭЛИЗА. В пончо?
АЛЕКС. Нет в пижаме… Скажите, овощи увариваются в бульоне? Здесь на полгода хватит!
ЭДИТ. Необязательно все туда класть.
АЛЕКС. Вы остаетесь ужинать? То есть, я хочу сказать, вы остаетесь ночевать?
ПЬЕР. Если никто не против, я предпочел бы уехать завтра утром.
ЭДИТ. Твоя комната готова, можешь остаться даже до понедельника.
ПЬЕР. Нет, нет…
ЖЮЛЬЕНА. У меня с собой нет ни зубной щетки, ни ночной рубашки.
ПЬЕР. Вот здорово!
ЖЮЛЬЕНА. Послушай!…
НАТАН. Здесь вы найдете все что вам надо.
ЖЮЛЬЕНА. Большое спасибо.
ЭЛИЗА. Мне нужно позвонить на вокзал Жьена.
ЭДИТ. Сегодня суббота… Есть поезд в восемь часов.
НАТАН. Я тебя провожу.
ЭЛИЗА. Спасибо…
ЭДИТ. Стоп! Хватит, не стоит чистить все остальное, а то я не буду знать, что с этим делать.
Она встает и начинает убираться. Элиза, Жюльена и Пьер помогают ей. Натан отходит от стола и закуривает сигарету. Только Алекс остается сидеть.
ЖЮЛЬЕНА. А знаете, что вы забыли? Правда, это не имеет значения: лук!
НАТАН. Ой да, виноват.
ЖЮЛЬЕНА. Я дразню вас, но это придает особый привкус!
НАТАН. Да, да.
Суета. Они удаляются, унося овощи, и очистки в дом. Остаются Алекс и Натан.
Пауза.
АЛЕКС… "Это придает особый привкус!"
Эдит возвращается, чтобы забрать последние салатницы..
НАТАН. Я вам больше не нужен?
ЭДИТ. Нет, нет, там нечего делать…
Она забирает нож и картофелину, которую все еще мусолит Алекс, потом выходит. Натан удаляется в сад. Алекс один.
Затемнение.
7
Место захоронения отца.
Натан стоит неподвижно, засунув руки в карманы. На земле валяются стебли чертополоха, чуть дальше — секатор.
Молчание.
Бесшумно, словно боясь подойти, появляется Элиза.
Разговор завязывается лишь после долгой паузы.
НАТАН. Две недели назад я зашел к нему в комнату, он уже не поднимался… Он просил меня принести проигрыватель и динамики, он так и сказал… Все это я подключил возле его кровати. Он хотел послушать ариозо из опуса 110, предпоследней сонаты Бетховена, только этот фрагмент… Мы слушали молча, он приложил палец к губам, приказывая мне молчать. Я сидел на кровати. В середине там фуга, а потом снова звучит тема… Когда пластинка остановилась, он сказал мне: "Я уверен, что мы еще встретимся". Я спросил: "Да?" "Бетховен — настоящий гений…"Человек, который способен вселять в нас подобное предчувствие — не думаешь же ты что он умер!" В отличие от Алекса, я очень рад, что он похоронен именно здесь.
Молчание.
ЭЛИЗА. А кто так решил?
НАТАН. Он сам. Он не хотел ни кладбища, ни похорон… Он жил здесь все время, после того как ушел на пенсию.
ЭЛИЗА. Даже тогда, когда заболел?
НАТАН. Да, с ним постоянно находилась сиделка.
Пауза.
ЭЛИЗА. А Алекс?
НАТАН. Что Алекс?
ЭЛИЗА. Был с ним?
НАТАН. Он навещал его… Часто невовремя, бедняга. Он приносил книги, хотя отец не мог читать. Он поселился здесь в последние дни, когда отец уже никого не узнавал… А ты изменилась.
ЭЛИЗА. Я постарела.
НАТАН. Нет. Да, может быть.
Пауза.
ЭЛИЗА. Ты все еще в Нантере?
НАТАН. Я теперь в Парижской Коллегии Адвокатов.
ЭЛИЗА. А-а…
Пауза.
НАТАН. А ты?
ЭЛИЗА. Так, ничего особенного…
НАТАН. То есть?…
ЭЛИЗА. Ничего… В моей жизни все по-прежнему.
Пауза.
НАТАН. Ты так и живешь на краю света?
ЭЛИЗА. Да.
НАТАН. На улице Сен-Бернар.