Пьесы

РИЧАРД. И ваше, сэр! (Он уже поднес стакан к губам, но вдруг спохватывается, недоверчиво косится на вино и говорит с ударением.) Не будет ли кто-нибудь так добр дать мне стакан воды?

Эсси, неотступно следившая за каждым его словом и движением, потихоньку встает, проскальзывает за спиной миссис Даджен в спальню, возвращается оттуда с кувшином в руке и, стараясь как можно меньше производить шуму, выходит из дому.

ХОУКИНС. Язык завещания не совсем такой, каким пишутся обычно юридические документы.

РИЧАРД. Да, мой отец умер без поддержки закона.

ХОУКИНС. Браво, мистер Даджен, браво! (Приготовляется читать.) Вы готовы, сэр?

РИЧАРД. Готов, давно готов. Да вразумит нас господь и да поможет нам принять с благодарностью то, что нам предстоит услышать. Начинайте.

ХОУКИНС (читает). «Это есть последняя воля и завещание, составленное мною, Тимоти Дадженом, на моем смертном одре, в городе Невинстауне, по дороге из Спрингтауна в Уэстербридж, сентября двадцать четвертого дня, года одна тысяча семьсот семьдесят седьмого. Настоящим я отменяю все ранее составленные мною завещания и заявляю, что нахожусь в здравом уме и знаю, что делаю, и что это моя настоятельная воля, согласная с моими собственными желаниями и чувствами».

РИЧАРД (взглянув на мать). Гм!

ХОУКИНС (качая головой). Плохой язык, сэр, никуда не годный язык. «Моему младшему сыну, Кристоферу Даджену, завещаю и передаю сто фунтов, из которых пятьдесят фунтов должны быть ему выплачены в день его свадьбы с Саррой Уилкинс, если она пойдет за него, и по десяти фунтов при рождении каждого ребенка, счетом до пяти».

РИЧАРД. А если она не пойдет за него?

КРИСТИ. Пойдет, раз у меня будет пятьдесят фунтов.

РИЧАРД. Хорошо сказано, брат! Дальше.

ХОУКИНС. «Жене моей, Анне Даджен, рожденной Анне Примроз…» – вот видите, как он не разбирается в законе, мистер Даджен: ваша мать не родилась Анной, а была наречена так при крещении, – «…завещаю и передаю ежегодную ренту в пятьдесят два фунта в год пожизненно…

Миссис Даджен судорожным усилием сохраняет неподвижность под устремленными на нее взглядами.

…которые должны ей выплачиваться из процентов с ее собственных денег…» Ну что это за выражение, мистер Даджен? С ее собственных денег!

МИССИС ДАДЖЕН. Очень правильное выражение, потому что это святая истина. Они все мои собственные, до последнего пенни. Пятьдесят два фунта в год!

ХОУКИНС. «И за все ее благочестие и доброту поручаю ее милосердию детей, которых я всегда старался держать от нее подальше, насколько у меня хватало сил».

МИССИС ДАДЖЕН. Такова моя награда! (Сдерживая накипающую ярость.) Вы знаете, что я об этом думаю, мистер Андерсон, вы знаете, каким именем я это назвала.

АНДЕРСОН. Ничего не поделаешь, миссис Даджен, нужно терпеливо сносить, что нам выпало на долю. (Хоукинсу.) Продолжайте, сэр.

ХОУКИНС. «Старшему моему сыну и наследнику, Ричарду Даджену, завещаю и передаю мой дом в Уэстербридже со всеми угодьями, а также прочее мое имущество…»

РИЧАРД. Ого-го! Упитанный телец, священник! Вот он, упитанный телец!

ХОУКИНС. «…на нижеследующих условиях…»

РИЧАРД. Ах, черт! Есть условия?

ХОУКИНС. «Именно: первое – что он не допустит, чтобы незаконная дочка моего брата Питера умерла с голоду или пошла по дурной дорожке из-за нужды».

РИЧАРД (с жаром, стукнув кулаком по столу). Принято!

Миссис Даджен поворачивается, чтобы бросить злобный взгляд на Эсси, видит, что ее нет на месте, и в поисках оглядывается по сторонам; убедившись, что девочка без разрешения покинула комнату, мстительно сжимает губы.

ХОУКИНС. «Второе – что он будет хорошо относиться к моей старой лошади Джиму…» (Снова качает головой.) «Джемсу», вот как надо было написать, сэр.

РИЧАРД. Джемс будет как сыр в масле кататься. Дальше.

ХОУКИНС. «…и оставит у себя на работе моего глухого батрака Проджера Фестона».

РИЧАРД. Проджер Фестон каждую субботу будет пьян в доску.

ХОУКИНС. «Третье – что он сделает Кристи свадебный подарок из числа тех красивых вещей, что стоят в парадной комнате».

РИЧАРД (поднимая ящик с птичьими чучелами). Вот тебе, Кристи.

КРИСТИ (разочарованно). Я бы лучше взял фарфоровых павлинов.

РИЧАРД. Получишь и то и другое.

Кристи в восторге.

Дальше?

ХОУКИНС. «Четвертое и последнее – что он постарается жить в ладу со своей матерью, поскольку она будет на это согласна».

РИЧАРД (с сомнением). Гм! Больше ничего, мистер Хоукинс?

ХОУКИНС (торжественно). «В заключение я завещаю и передаю свою душу в руки творца моего, смиренно испрашивая прощения за все мои грехи и ошибки, и надеюсь, что он наставит моего сына на путь добра, так чтобы никто не мог сказать, будто я поступил неправильно, доверив ему больше, чем другим, в свой смертный час, здесь, на чужой стороне».

АНДЕРСОН. Аминь.

ДЯДИ И ТЕТКИ. Аминь.

РИЧАРД. А матушка не сказала «аминь».