Пьесы

ЭЛИЗА. Там я торговала цветами, но не торговала собой. Теперь вы сделали из меня леди, и я уже ничем не могу торговать, кроме себя. Лучше бы вы меня не трогали.

ХИГГИНС (решительно зашвыривает огрызок яблока в камин). Что за вздор, Элиза! Вы просто оскорбляете человеческие отношения этими ханжескими разглагольствованиями о купле и продаже. Можете не выходить за него, если он вам не понравится.

ЭЛИЗА. А что же мне делать?

ХИГГИНС. Да мало ли что! Вот вы раньше мечтали о цветочном магазине. Пикеринг мог бы вам устроить это дело, у него куча денег. (Фыркнув.) Ему еще придется заплатить за ваши сегодняшние тряпки; а если присчитать сюда плату за прокат брильянтов, то с двухсот фунтов он не много получит сдачи. Черт возьми! Полгода назад вы даже мечтать не смели о такой райской доле, как собственный цветочный магазин. Ну, ладно; все будет хорошо. А теперь я иду спать, у меня прямо глаза слипаются. Да, позвольте: я ведь сюда за чем-то пришел… Черт меня побери, если я помню, за чем именно…

ЭЛИЗА. За туфлями.

ХИГГИНС. Ах, да, да – ну конечно за туфлями. А вы их побросали в меня. (Подбирает обе туфли и уже собирается уходить, но в это время Элиза поднимается и останавливает его.)

ЭЛИЗА. Одну минутку, сэр…

ХИГГИНС (услышав такое обращение, роняет туфли от неожиданности). Что?

ЭЛИЗА. Скажите, платья, которые я ношу, – они мои или полковника Пикеринга?

ХИГГИНС (возвращаясь на середину комнаты, как будто ее вопрос – высшая степень бессмыслицы). На кой черт Пикерингу дамские платья!

ЭЛИЗА. Они могут пригодиться для следующей девушки, над которой вы будете экспериментировать.

Хиггинс (пораженный и уязвленный). Хорошего же вы о нас мнения!

ЭЛИЗА. Я не хочу больше беседовать на эту тему. Я хочу знать только одно: что из моих вещей принадлежит мне? К сожалению, платье, в котором я сюда пришла, сожгли.

ХИГГИНС. А не все ли равно? Зачем вам вдруг понадобилось выяснять это в час ночи?

ЭЛИЗА. Я хочу знать, что я имею право взять с собой. Я не желаю, чтоб меня потом назвали воровкой.

ХИГГИНС (на этот раз глубоко оскорбленный). Воровкой! Как вам не стыдно так говорить, Элиза. Я ожидал от вас больше чувства.

ЭЛИЗА. Извините. Я простая, темная девушка, и в моем положении мне приходится быть очень осторожной. Между такими, как вы, и такими, как я, не может быть речи о чувствах. Будьте так добры сказать мне точно, что здесь мое и что не мое.

ХИГГИНС (сердится). Можете прихватить с собой весь этот хлам и самого черта впридачу! Оставьте только брильянты; они прокатные. Устраивает это вас? (Поворачивается, чтобы уйти, вне себя от возмущения.)

ЭЛИЗА (она упивается его волнением, словно божественным нектаром, и готовит новую придирку, чтобы продлить удовольствие). Постойте, еще минутку. (Снимает драгоценности.) Будьте добры, возьмите это к себе в спальню. Я не хочу рисковать – еще пропадет что-нибудь.

ХИГГИНС (в бешенстве). Давайте сюда.

Она передает ему драгоценности.

Если б это были мои брильянты, а не прокатные, я бы вас заставил подавиться ими. (Рассовывает драгоценности по карманам, неожиданно украсив при этом свою особу свесившимися концами ожерелья.)

ЭЛИЗА (снимая кольцо с пальца). Это кольцо не прокатное: это то, которое вы мне купили в Брайтоне. Теперь оно мне не нужно.

Хиггинс с размаху швыряет кольцо в камин и оборачивается к ней с таким свирепым видом, что она, закрывая лицо руками, жмется к роялю.

Ай! Не бейте меня!

ХИГГИНС. Бить вас! Неблагодарная тварь! Как вы смеете обвинять меня в таких гнусностях! Это вы меня ударили! Вы ранили меня в самое сердце.

ЭЛИЗА (затрепетав от скрытой радости). Очень рада. Значит, я хоть немножко с вами посчиталась.

ХИГГИНС (с достоинством, самым своим изысканным профессорским тоном). Вы заставили меня потерять терпение, чего со мной почти никогда не бывало. Будем считать разговор на сегодня оконченным. Я иду спать.

ЭЛИЗА (дерзко). Вы лучше оставьте миссис Пирс записку насчет кофе, потому что я ей ничего не скажу.