Пьесы и сценарии

АЛЬДА (плача). Папочка! Это — приступ! Ты будешь жить! Ты будешь ещё писать! А я — помогать тебе, хочешь? Что-нибудь простенькое, ноты переписывать, это я могу…

МАВРИКИЙ (ласкает её; пауза). За что ты так добра ко мне, дочь?.. Ты одна за всю жизнь от меня никогда ничего не требовала — ни сервизов, ни гарнитуров… Душа моя! В чём ты ходила зимами?.. Как я мог никогда не подарить тебе платья? никогда не сшить пальто?

Плачут оба.

АЛЬДА. Пусти! Я позвоню врачу! Это не шутка!

МАВРИКИЙ. Нет. Измучили. Никаких!.. Одна ты из всех моих родных носишь музыку в себе, а я тебя-то и не пустил учиться… Ты недавно приходила поиграть, а я не нашёл времени тебя послушать… Этот рояль теперь твой, слышишь? (Берет её голову.) Простишь ли ты меня когда-нибудь, дочь?..

Альда обнимает его.

Аленька! Вон там, смотри… Шуберт. Достань «Зимний путь». Сыграем вместе.

АЛЬДА. Папа! Другое что-нибудь! Не надо «Зимний путь»!

МАВРИКИЙ. Нет, только «Зимний путь»! (Подталкивает её.) Скорей. Зимний путь…

Вытирая слезы, Альда ищет лесенку, приставляет, взбирается наверх.

(Сам с собой.) Если Шуберт в тридцать лет не дрогнул — чего мне пугаться в семьдесят?.. и зачем долгая жизнь — не умеющему жить?.. Всем можно сегодня остаться под крышей, а кому-то…

Нельзя… мне… медлить… доле…
Я должен… в путь… идти…
Дорогу… в тёмном… поле…
Я должен… сам… найти…

АЛЬДА (спускается с лесенки). Вот он, папа.

МАВРИКИЙ (рассеянно). Хорошо. Играй.

Альда зажигает свет у рояля, садится, играет «Спокойно спи».

МАВРИКИЙ (слегка напевает):

Чужим пришёл сюда я,
Чужим покинул край…

(Не может петь, держится зa грудь.)

Альда играет и плачет.

ВМЕСТЕ:

Здесь больше ждать не стоит,
Не то погонят прочь…
И пусть собаки воют
У входа в дом всю ночь.

Рояль. Маврикий тихо ложится.

АЛЬДА (одна):

Давно пора котомку
С усталых сбросить плеч.
Давно пора на отдых
Мне где-нибудь прилечь.

(Ещё играет, потом оглядывается тревожно, обрывает игру.) Папа! Папа!!.. (Бежит к нему.) Отец! Ты жив?! (Кричит.) Оте-ец!! (Бьётся, опускается на колени, приникает к умирающему.)

Входит тётя Христина в тёмной нищенской одежде, с маленьким свёртком. Молча смотрит из дверей. Медленно идёт к постели. Альда рыдает. Христина проверяет зеркальцем, дышит ли умерший. Целует лоб мертвеца. Крестит его. Достаёт принесённую с собой свечу, ставит у изголовья, зажигает.

Альда стихла.

ТЁТЯ ХРИСТИНА (раскрывает книгу и читает звучно, отрешённо). «Никто, зажегши свечу, не ставит её в сокровенном месте, ни под сосудом, — но на подсвечнике, чтобы видели свет».

«Итак, смотри: свет, который в тебе, — не есть ли тьма?» (Пауза. Переворачивает страницу. Снова читает торжественно.)

«И скажу душе моей: душа! много добра лежит у тебя на многие годы. Покойся, ешь, пей, веселись».

Стремительно входят Тилия, Синбар. За ними — Джум в мотоциклетном шлеме, очках, с большими перчатками. Все останавливаются, переклонясь вперёд.

«Но Бог сказал ему: безумный! в сию ночь душу твою возьмут у тебя; кому же достанется то, что ты заготовил?»

Все неподвижны.

КАРТИНА 6

Небольшая скудно обставленная комната в первом этаже. В задней стене — два оконца. За ними темно. Низенькая дверь, под стать окнам. Хозяйственный угол. Письменный стол. Простая кровать. Тот самый столик с проигрывателем и пластинками, который был в Картине 1. Проигрыватель открыт, на нём пластинка.

Алекс за письменным столом. Слегка постучав, тут же входит Альда. В руках цветы и свёрток.

АЛЬДА. Ну, медведь. Ты всё сидишь? А на дворе весна. Смотри, какие цветы продают.

АЛЕКС. Цветы хороши. Но довольно сознания, что их продают. Почему обязательно нужно иметь их каждый день у себя на столе? Это однообразно.

АЛЬДА. Цветы — однообразно??

АЛЕКС. Во всяком случае, это противоречит принципу экономии внутренней энергии. Выколачивать лбом дукаты, тут же их разбрасывать. Если любишь что-нибудь одно, всем другим приходится жертвовать.

АЛЬДА. Ты должен был бы радоваться, что у меня хоть эта привязанность не убита. (Окунается в цветы.) Я ведь теперь какой-то получеловек.

АЛЕКС (подходит к ней). Прости, Альдонька. Я расстроен всё это время и не то говорю.

АЛЬДА. А что ты такое любишь, для чего нужно жертвовать всем другим?