Только там отечество.
В языке английском был он шибок.
Взял нас утром четверых на джипик
И — на мост!
РУБИН
Я — идиот, что начал с вами разговор!
ТЕМИРОВ
Вы — растлитель душ! Стыдились бы! Позор!
РУБИН
Колчаковский недоносок! Выкормыш притронный!
ТЕМИРОВ
Но не коммунист! Не коммунист зловонный!
РУБИН
Да! Тюрьма — благодеяние, когда сажают вот таких!
ТЕМИРОВ
Я хоть у чужих, а вы вот — у
Круто расходятся.
ГАЙ
Спрыгнул я, прикладом автомата — по зубам!
Оглянулся: джип — хэллоу! —
А меня схватили.
ПЕЧКУРОВ
Да дверями, да ключами,
Да как волки окружат тебя ночами:
Расстреляем да повесим… Я двужильный, что ли?
Да пиши, что хочешь, в протоколе,
Подпишу, отстаньте, не читая.
ВОРОТЫНЦЕВ
Это вот и есть ошибка роковая!
Нашу слабую, истерзанную, стиснутую волю,
Так устроено, что давит вся громада,
Весь их аппарат, сведённый к острию.
В эти трудные, но считанные ночи — надо! —
Надо, Ваня, удержаться на краю!
Эту скачку дикую до пены и до храпу
Выдержать, чтобы себе не опротиветь самому.
ДИВНИЧ
Божьей твёрдостью я выстоял в Гестапо
Божьей милостью пройду сквозь ГПУ.
Проходят.
РУБИН
Не кляните современность, сыновья России!
А когда мы не были восточной деспотией?..
Всё пройдёт, что, маленьким, нам кажется так тяжко.
На счетах Истории мы — жалкие костяшки…
ГАЙ
А зенитки — без снарядов! Мост, река, —
Я обоих «мессершмитов» сбил из дэ-ше-ка.
Воевал я им, ребята, за четыре дурака…
КУЛЫБЫШЕВ
Нешт
Не тёрши, не мявши не будет калач,
В голове-то всякая дурь буровится.
Не мутясь и море не становится.
РУБИН
Христианство — да! Как и мужчина каждый,
Дорожу я убеждением, достигнутым однажды.
Но когда-нибудь я в ложности его уверься, —
Только, только христианству я бы отдал сердце!
Нет светлей учения от мира римо-греческого
До вершины гения германского.
Я пошёл тропой бы Сына Человеческого!
Я бы выпил чашу сада Гефсиманского!
Я в виду имею, безусловно,
Христианство не в догматике церковной…
Проходят.
МОСТОВЩИКОВ
Вот король Норвегии — тот душка,
От безделья бродит улицами Осло,
С подданным в пивнушке выпьет пива кружку,
Иностранца поучёней зазывает в гости.
Не взмутит недобрым словом гнева
Любознательной своей природы дар,
А его супруга королева,
Взяв кухарку, ходит на базар.
ВОРОТЫНЦЕВ
Мы до судорог цепляемся за жизнь, на этом ловят нас.
Мы — любой,
Мы идём на все позорные условия
И — спасаем. Не себя уже. Спасаем — негодяя.
Но — непобедим, неуязвим
Тот, кто жизнью собственной уже не дорожит.
Есть такие. Стань таким! —
И не ты — твой следователь задрожит!
ЕЛЕШЕВ
Яркость чувств и росплески ума —
Всё для них! Для них мой каждый шаг!
Архитектор, строил я дома,
В обществе блистал я, весельчак, —
Всё для них!..
ХОЛУДЕНЕВ
Я слушать не могу без жёлчи!
Чёрт волок меня над книгами всю молодость прогнить!
Я сейчас готов с тоскою волчьей
Серенаду женщинам провыть!
Фьяченте по-итальянски мурлыкает страстную песенку.
А теперь дадут мне десять лет…
Мне тянуть их в заполярном мраке, вдалеке…
Собачёнкой я готов бежать вослед
Ножке женской, отпечатанной в песке.
Холуденев уронил голову. Рубин уже теребит Кулыбышева.
РУБИН
Сам я, сам я знал богатые колхозы,
У колхозников — коровы, овцы, свиньи, козы…
Из глубины сцены быстро идут и мимо котла выходят вперёд
ПРЯНЧИКОВ
Почему к военным ли, к гражданским
Обращение одно у вас — «давай! давай!» —
А? Товарищ?
1-Й НАДЗИРАТЕЛЬ
Волк тебе товарищ в лесе Брянском.
Барахло в прожарку скидавай!
ПРЯНЧИКОВ
Хайль Гитлер, господа!
Да здравствует товарищ Сталин!
Вива Муссолини!
Хай живэ Бандер!
Разрешите вам представиться? Я — Валя
Прянчиков. Я — агитатор против возвращенья в эС-эС-эР!
Елешев, крадучись, приближается и шепчет ему на ухо.
Я предупреждён! Я знаю! — в контрразведке
Между нами могут быть
Но как честный человек скажу вам, не тая,
Что я
1-й надзиратель за его спиной продувает машинку для стрижки. Все разговоры и хождения прекратились, Прянчиков — в центре внимания.