«=Богдан:
Плотничий стук — отдалённым фоном.
Крупным планом, иногда перемещаясь, объектив показывает нам
то двух, то трёх из пяти. Эпическое лицо кавказского горца Магомета, доступное крайностям вражды и понимания (он уже не молод). Смуглого, стройного литовца Антонаса — какими бывают они, будто сошедши с классического барельефа. Румяного, самодовольного Богдана. Климова. Страстно говорящего Гая:
Лицо Гая. Он страшен.
Магомет. Литовец. Климов. Бандеровец.
Да это трибунал!
…
Борьба со стукачами переходит в вооружённое восстание, обречённое на поражение, подавление танками, под мощный хор мужских голосов: «Вставай, страна огромная!».
В финале строка за строкой проступает на экране посвящение фильма:
«Памяти первых
Восставших от рабства, —
Воркуте
Экибастузу
Кенгиру…»
Перед сценарием есть авторская оговорка: «Я мало верил, что этот фильм когда-нибудь увидит экран, и поэтому писал его так, чтобы будущие читатели могли стать зрителями и без экрана. Пусть же не посетует на меня режиссёр, оператор, композитор и актёры. Они, разумеется, свободны от моих разметок».
Еще один сценарий Солженицын напишет в ноябре 1968 года, перед самым своим пятидесятилетием, когда уже прогремело его письмо съезду писателей, уже «Раковый корпус» и «В круге первом» появились на Западе, вот-вот состоится исключение из Союза писателей. Солженицын вспоминает: «Тут много б ещё смешного можно рассказать: как, выполняя договор, благородно навязанный мне “Мосфильмом”… я тужился подать им сценарий кинокомедии “Тунеядец” (о наших “выборах”), и как наверх, к Дёмичеву, он подавался тотчас и получал абсолютно-запретную визу. Как Твардовский с редакторским сладострастием выпрашивал у меня тот сценарий в тайной надежде: а вдруг можно печатать? — и возвращал с добродушной улыбкой: “Нет, сажать вас надо, и как можно быстрей!”»[16]
Представьте себе, что вы пришли на премьеру кинокомедии. Называется «Тунеядец». Первые кадры:
«Во весь экран —
И проползанием по экрану —
ОТДАДИМ СВОИ ГОЛОСА…
Это на длинном полотнище, натянутом
над узким пригородном шоссе».