Пьесы и сценарии

он вёл гнусную антисоветскую агитацию среди себя и своего убитого однодельца Новотёлова, готовился к активной подрывной деятельности и проявлял террористические намерения, то есть в преступлениях, предусмотренных статьями 58-десять-часть вторая, 58-восемь-через-девятнадцатую и 58-одиннадцать УК РСФСР.

В предъявленных обвинениях Холуденев виновным себя признал и изобличается показаниями свидетелей.

Руководствуясь статьёй 208 УПК РСФСР, настоящее дело направлено прокурору Моргослепову для предания обвиняемого суду.

Обвинительное заключение составлено… подпись… согласен…» (Садится, переводит дух.)

КРИВОЩАП. Переходим к судебному следствию. Подсудимый Холуденев, признаёте ли вы себя виновным в предъявленных обвинениях?

ХОЛУДЕНЕВ. Да какая разница, всё равно…

КРИВОЩАП. Таким образом, вы признаёте, что…

ХОЛУДЕНЕВ. Ага.

КРИВОЩАП. и вы остаётесь при этих убеждениях?

ХОЛУДЕНЕВ. Нет.

КРИВОЩАП. Искренно ли это? До конца ли вы искренни?

ХОЛУДЕНЕВ. Искренно, искренно, до конца.

2-Й ЗАСЕДАТЕЛЬ. и вы думаете, что суд поверит вашему раскаянию?

ХОЛУДЕНЕВ. А почему бы и нет? Теперь, когда я разобрался, я вижу, что все вы такие, и не с 29-го года, а с 17-го.

В левую дверь помоста поспешно вбегает Моргослепов, становится на трибуну, перебирает бумажки.

КРИВОЩАП. У прокурора будут вопросы?

МОРГОСЛЕПОВ. Нет-нет, всё ясно.

КРИВОЩАП. У защиты?

КАШЕВАРОВ. Нет.

КРИВОЩАП. Переходим к прениям сторон. Слово имеет государственный обвинитель товарищ Моргослепов.

МОРГОСЛЕПОВ (очень быстро). Товарищи судьи! Кого мы видим перед собой? Мы видим перед собой человека, которого взрастила и вскормила наша родная советская власть, наш родной комсомол. и что же мы имеем в благодарность? Этот выродок, этот ублюдок, я не нахожу для него лучших слов, в первые же дни войны сдался в плен лютым врагам нашего дорогого отечества, чтобы потом с оружием в руках примкнуть к белобандитским…

Кривощап кашляет значительно, Моргослепов взглядывает на него. Кривощап мотает головой.

(Читая с бумажки, вполголоса.) Тепляков?

КРИВОЩАП (так же). Холуденев.

МОРГОСЛЕПОВ (ещё быстрее перебирая бумажки). Товарищи судьи! Кого мы видим перед собой? Мы видим перед собой человека, которого взрастила и вскормила наша родная советская власть, наш родной комсомол. и что же мы имеем в благодарность? Этот выродок, этот ублюдок, я не нахожу для него лучших слов, не остановился перед открытым террором по отношению к партийному руководству и подготовлял мирное врастание кулака в социализм. Товарищи судьи! Есть предел нашему терпению. Вы являетесь карающей десницей коммунистического общества, великодержавного советского народа. Я требую для данного обвиняемого (уже убегая в свою дверь) десяти лет лишения свободы плюс пять лишения прав! (Убежал.)

КРИВОЩАП. Слово имеет государственный защитник товарищ Кашеваров.

КАШЕВАРОВ. Товарищи! Как честный советский гражданин, как верный сын социалистической родины, я только по необходимости беру на себя неблагодарную задачу защищать этого заклятого врага, этого вполне изобличённого преступника. Доводы обвинения неопровержимы, и за такой тягчайший комплекс преступлений прокурор с полным правом мог бы потребовать и расстрела. Кончая свою защитительную речь, я прошу проявить снисхождение к моему подзащитному и ограничить наказание десятью годами плюс пять поражения в правах. (Быстро уходит.)

КРИВОЩАП. Подсудимый! Вам предоставляется последнее слово.

ХОЛУДЕНЕВ. Возьмите его себе.

Комендант открывает правую дверь и выходит. Слышно, как в соседнем зале он кричит: «Встать! Суд идёт!»

КРИВОЩАП. Суд удаляется на совещание.

Выходят. Пауза.

КОНВОИР. Это, товарищ капитан, вы правильно заметили насчёт каши. Кормят газетами… (Задумчиво.) Да и про немцев…

КАРТИНА 7

Богатая гостиная, обращённая в кабинет начальника контрразведки. Венецианские окна. Справа и слева дубовые двустворчатые двери. Длинный стол заседаний под красной скатертью и поперёк ему — письменный стол генерала. Огромный портрет Сталина, немного поменьше — Берии. Остальное — как было у помещика.

В окна косо бьют лучи заходящего солнца, оживляющие бронзу.

Близко на стуле сидит Генерал без кителя, в нижней рубашке, с мохнатым полотенцем на коленях. Расторопный молодой ординарец Жоржик в изящно пригнанной военной форме без погонов кончает туалет генерала, массируя ему шею и щёки. Полковник Охреянов в парадной форме при многих орденах — радостно стоит; он подвижен, лёгок.

ГЕНЕРАЛ. Вы знаете, Лука Лукич, после полёта — какая-то такая сла-абость, такая сла-абость…

ОХРЕЯНОВ. Переутомление.

ГЕНЕРАЛ. Ну да, всю прошлую ночь мы были у Берии… Крепче, Жоржик, крепче!

Стук в левую дверь, и сразу же входит Рублёв. Он мрачен, немного сгорблен.

РУБЛЁВ. Разрешите? Здравия желаю, товарищ генерал.

ГЕНЕРАЛ. Здравствуйте, Прохор Данилыч. Что это вы как будто почернели?

РУБЛЁВ. Болею, товарищ генерал, очень болею.