Пьесы и сценарии

ГЕНЕРАЛ. …и о чём они там с заключёнными чирикают часами, — не знаю, но иногда проходишь по коридору и не слышишь ни повышенного голоса, ни даже матерного слова, как будто по санаторию идёшь, а не по контрразведке СМЕРШ. Потом, — жаль вот, Софья Львовна ушла, — санотдел нам палки в колёса вставляет: из двух десятков заявок на применение повышенного физического воздействия — три опротестовано санотделом по причине, видите ли, крайней слабости здоровья подследственных, — и потребовалась моя вторая виза. Нет, от этой гнилой практики пора отрешиться! Например, в какие карцеры вы сажаете? — с деревянными полами, дедовская техника, крыловские времена! Лука Лукич, сорвать деревянные полы, где не сорваны, залить бетоном.

ОХРЕЯНОВ. …Есть сорвать полы! (Записывает рьяно.)

ГЕНЕРАЛ. А я привёз разрешение устроить у нас и стоячие карцеры. Человек придавливается дверью и так остаётся. Он хочет сесть, но колени упираются, он повисает на коленях и на спине. Ну, отчаяние, ну, вообще не знает, может, его замуровали навсегда… Ещё можно позвать штукатура и разговоры такие в коридоре вести, что, мол, замазывай… и только на четыре часа в сутки сквозь все карцеры просовывается жердь, на которую он может опереться. Там очень оригинальная конструкция, я привёз типовые чертежи. Это — тот рычаг, которым можно… я не знаю!

КАРТИНА 8

Пышный мрачный кабинет. На задней стене — крупная карта Европы, где красным шнурком отмечена демаркационная линия 1945 года, и большой портрет Сталина. Все окна зашторены. Старинный большой письменный стол, перед ним поперёк другой. Неподалёку от двери — голый маленький столик подследственного и табуретка. Середина кабинета почти пуста. Полутьма.

На диване лежит Рублёв. С лютым стоном он приподымается, спускает ноги на пол. Он одет. Без стука входит Софья Львовна. На ней — халат поверх формы.

СОФЬЯ ЛЬВОВНА. Прохор Данилыч! Лягте. Скоро мы вам повторим укол.

РУБЛЁВ. Слушайте, Софья Львовна, не играйте в сестру милосердия, вы же старый тюремный врач.

СОФЬЯ ЛЬВОВНА. Врач — всегда врач.

РУБЛЁВ. Но не тюремный! Помочь вы мне не можете, спасти вы меня не можете, уходите и дайте мне околеть.

Софья Львовна берёт его руку, щупает пульс.

Что вы щупаете? Пульса нет, не знаете? (Отбирает руку.)

СОФЬЯ ЛЬВОВНА. Есть у вас пульс, но слабый.

РУБЛЁВ. Не у меня! Вообще никакого пульса нет! Для дураков выдумали.

СОФЬЯ ЛЬВОВНА (тревожно). Вам надо лежать. Пейте вот. Ночью будет самолёт, отправим вас в берлинскую клинику.

РУБЛЁВ. Чего ж не в московскую? Немец обезьяну выдумал? (Пьёт лекарство.) Скажите, — живые отчего так боятся умирающих? Почему лгут? Час назад вы сами сказали: несколько дней в мучениях и верная смерть. Сказали?

СОФЬЯ ЛЬВОВНА. Кому-у?

РУБЛЁВ. Столько лет вы в Органах и спрашиваете — кому? При ком! Ладно, придёт самолёт — позвоните. (Набирает номер на настольном телефоне.) Из сто двадцать пятой Воротынцева ко мне!

СОФЬЯ ЛЬВОВНА. Прохор Данилыч! После приступа… (Как бы хочет помешать звонить по телефону.)

Стук.

КАМЧУЖНАЯ (на пороге). Разрешите, товарищ полковник?

СОФЬЯ ЛЬВОВНА. Капитан Камчужная! Полковник Рублёв болен и принимать не может.

КАМЧУЖНАЯ. Тогда простите… (Рублёву.) Вы назначали мне в девять… Но раз вы больны…

РУБЛЁВ. Зайдите.

Камчужная вошла. Софья Львовна, пожав плечами, уходит. Рублёв садится.

КАМЧУЖНАЯ. Товарищ полковник! Только два небольших вопроса! Подследственный Рубин…

РУБЛЁВ. Да?

КАМЧУЖНАЯ. По донесениям осведомителей, в камерных спорах ведёт себя очень лояльно, защищает марксизм, советский режим и даже политику органов госбезопасности, хоть и не в применении к себе лично. На следствии по-прежнему упорствует, что дело его состряпано искусственно и является результатом склоки в политотделе армии. Мне кажется, так и есть. Командир дивизии, узнав об аресте Рубина, прислал на него наилучшую деловую характеристику. Кроме того, получены личные боевые характеристики от офицеров — членов партии, воевавших с Рубиным.

РУБЛЁВ. Включить в картотеку наблюдения.

КАМЧУЖНАЯ. Этих офицеров? Само собой, я включила. Но…

РУБЛЁВ. и командира дивизии.

КАМЧУЖНАЯ (удивлённо). и командира дивизии?

РУБЛЁВ. Лозунг такой: жуковское время кончается.

КАМЧУЖНАЯ. По-нят-но. Но я о Рубине. Искренно преданный коммунистической идее, два ордена, два ранения…

РУБЛЁВ. Так что?

КАМЧУЖНАЯ. Ну, я понимаю, освободить начисто — невозможно, это нужно визу министра… Но если освободить с вербовкой? Сделать его осведомителем! По тонким делам, по идеологическим, он образованный человек, преподаватель марксизма-ленинизма. А это важно! Среди студентов после войны…

РУБЛЁВ. Сложный тип, не будет он надёжным осведомителем. Да и что вам так безпокоиться?.. Второй?

КАМЧУЖНАЯ. Профессор Мостовщиков. Научная экспертиза подтвердила — крупный специалист в области атомной физики. В Европе он работал у…

РУБЛЁВ. Короче.