(С иронической усмешкой смотрит на Рут, а когда Фаншетта ставит перед ним пиво, устремляет взгляд на нее.) Мерси, мадемуазель. Вы действительно француженка?
Ф а н ш е т т а. Во Франции живут французы, мсье.
О ф и ц е р. Я потому спрашиваю, что для француженки вы слишком молчаливы…
Р у т (улыбаясь). Для француженки у вас слишком холодные, слишком северные глаза…
Ф а н ш е т т а. Возможно. Французы теперь должны быть холодными и молчаливыми. Не хозяева в своем доме. (Уходит за стойку.)
Т у р т е р е л л ь (обеспокоенный, вмешивается с деланным смехом). Французы теперь поумнели. Наша старинная словоохотливость не довела нас до добра. В конце концов… солнце светит для всех!..
О ф и ц е р (развеселившись). Солнце для всех? Что вы хотите этим сказать?
Ф а н ш е т т а (громко, почти кричит). Перестань! Перестань, дядюшка Туртерелль! (Поворачивается спиной, сжимая виски руками.)
Т у р т е р е л л ь (подходит к офицеру, наклоняется к нему, вполголоса). Извините, господа, эта девушка сегодня очень расстроена. Ее отца постигло страшное несчастье.
О ф и ц е р. Ах так. Очень жаль. Благодарю, что предупредили.
Р у т (прерывает молчание). Оказывается, это просто семейная неприятность. Наверно, она его очень любит… (Помолчав.) А я своего отца увижу завтра. Жаль, что вы его не знаете. Очень милый старый господин. Только есть в нем что-то внушающее робость. (Смеется.) Я иногда про себя называю его «олимпийцем»…
О ф и ц е р. Это большое имя — Зонненбрух.
Р у т. Нет, это больше, чем имя. (Задумалась, Немного погодя, взглянув на Фаншетту.) А знаете, эта девушка чем-то сразу меня заинтересовала.
О ф и ц е р. Встревожила, хотите вы сказать?
Р у т. Не знаю. Страдающие люди оказывают на окружающих какое-то магнетическое действие. Я всегда это чувствую, и это меня раздражает и в то же время безумно притягивает. Папа назвал бы это извращенностью.
О ф и ц е р. Вы несколько испорчены успехом, Рут. Мы, немцы, все прошли через это, и сегодня в каждом из нас есть что-то от этой, как вы говорите, извращенности. Да, почти в каждом. (Посмотрел на часы.) Что ж, расплатимся и пойдем взглянем на забавный городишко, в котором будто бы нет ничего интересного. (Вынимает бумажник, бросает на стол несколько франков.)
На улице слышны приближающиеся шаги, голоса, крики, затем быстро проходят несколько человек, м у ж ч и н и ж е н щ и н; д в о е н е м е ц к и х с о л д а т, в шлемах, с винтовками в руках, окриками подгоняют их; на тротуаре перед дверью ресторанчика появляется е ф р е й т о р с автоматом в руке, резко открывает дверь, с шумом входит.
Е ф р е й т о р. Аллес раус! Выходить! Всем немедленно выходить! (Замечает офицера, вытягивается во фронт, отдает честь.) Простите, герр майор! Не сразу заметил. Выполняю приказ отправить жителей городка на рынок.
О ф и ц е р (сухо). Это меня не интересует.
Р у т (оживившись). А меня интересует. Ефрейтор, подойдите поближе.
Ефрейтор подходит.
В чем там дело?
Е ф р е й т о р. Будут вешать заложников. Семерых. Три дня назад недалеко от городка партизаны устроили крушение воинского состава. Население обязано присутствовать при казни. Разрешите удалиться, герр майор?
О ф и ц е р (нетерпеливо). Делайте свое дело. (Стоя спиной к нему, иронически смотрит в лицо Рут.)
Прислонясь к стене, Фаншетта сидит за стойкой с закрытыми глазами, не двигаясь с места. Туртерелль стоит в нерешительности, смотрит на нее с беспокойством.
Е ф р е й т о р (обращается к ним грубо, хотя несколько стеснен присутствием немецких гостей). Выходить! Прошу немедленно выходить!
Ф а н ш е т т а (с закрытыми глазами, отчетливо и внешне спокойно). Нет! Нет! Нет! Нет!
Е ф р е й т о р. Прошу не сопротивляться. (Идет за буфетную стойку.) Прошу немедленно выходить.
Ф а н ш е т т а. Нет. Нет.