– Быстро же слух разошелся. Альбер, стало быть, разболтал. Ну да, я собираюсь в Индию, но туда я вас с собой взять не могу, Роберт, увы. Там не держат европейских слуг. Однако если вы позднее опять вернетесь ко мне, буду рад! Пока же я с удовольствием найду для вас хорошее место, а жалованье выплачу вплоть до нового года.
– Спасибо, господин Верагут, большое спасибо. Может быть, оставите мне ваш адрес? Я вам напишу. Дело в том… ох, все не так просто… у меня есть невеста, господин Верагут.
– Вот как, у вас есть невеста?
– Да, господин Верагут, и коли вы меня уволите, будет свадьба. Я ведь обещал ей не поступать на новое место, если уйду отсюда.
– Ну, тогда вы, поди, рады, что уйдете прямо сейчас. Но мне жаль, Роберт. Чем займетесь, когда женитесь?
– Она хочет открыть вместе со мной сигарную лавку.
– Сигарную лавку? Роберт, это не для вас.
– Вы уж простите, господин Верагут, надо попробовать. И с вашего позволения… может, я все-таки останусь у вас на службе? Покорнейше прошу, не серчайте на такой вопрос, господин Верагут.
Художник хлопнул его по плечу:
– Старина, как это понимать? Вы хотите жениться, хотите открыть нелепую лавку, а при том хотите остаться у меня? По-моему, тут что-то не так… Женитьба вам не очень-то по душе, Роберт?
– С позволения сказать, господин Верагут, ваша правда, не по душе. Она, конечно, старательная, невеста моя, тут возразить нечего. Но я бы предпочел остаться при вас. Нрав у нее крутой, и…
– Но почему вы тогда хотите жениться? Вы же боитесь ее! У вас ребенок? Или?
– Нет, чего нет, того нет. Просто осаждает она меня ужас как…
– В таком случае подарите ей красивую брошь, Роберт, я дам вам талер. Подарите брошь и скажите, чтобы поискала кого другого для своей сигарной лавки. Сошлитесь на меня, дескать, это я так сказал. И устыдитесь немножко. Даю вам неделю сроку. Глядишь, и узнаю, боитесь вы девиц или нет.
– Ладно, ладно. Я ей скажу…
Верагут перестал улыбаться. Сердито сверкнул на Роберта глазами и вскричал:
– Вы ее прогоните, Роберт, или между нами все кончено. Фу, жениться по принуждению! Ступайте и поскорее покончите с этим!
Он набил себе трубку, взял большой альбом и угольный карандаш и отправился на лесной холм.
Глава 14
Голодание не очень-то помогло. Пьер Верагут съежившись лежал в постели, нетронутая чашка с чаем стояла рядом. Его старались без нужды не тревожить, ведь на вопросы он не отвечал и всякий раз, когда кто-нибудь входил в комнату, невольно вздрагивал. Мать часами сидела подле его постели, что-то шептала нараспев, ласково и успокоительно. Ей было тревожно и страшно; казалось, маленький больной упрямо цепляется за свою тайную боль. Ни на вопросы, ни на просьбы, ни на предложения он не отзывался, сердито смотрел в пространство перед собой и не желал ни спать, ни играть, ни пить, ни слушать книжки. Врач приходил два дня подряд, говорил мало, назначил прохладные компрессы. Пьер подолгу лежал в легком забытьи, как бывает при горячке, что-то невнятно бормотал в своих смутных полубессознательных грезах.
Верагут уже несколько дней писал на пленэре. И когда нынче в сумерках пришел в большой дом, тотчас спросил о мальчике. Жена попросила его не заходить к больному, ведь любой шум раздражает Пьера, а сейчас он как будто бы задремал. Поскольку госпожа Адель говорила мало и после недавнего утреннего разговора испытывала в его обществе неловкость и недовольство, расспрашивать он не стал, пошел в купальню и провел вечер в приятных хлопотах и горячем волнении, какое всегда ощущал при подготовке новой работы. Он уже написал на холме несколько этюдов и намеревался завтра приступить к самой картине. С удовольствием отбирал картоны и холсты, чинил рассохшиеся подрамники, выискивал всевозможные кисти и живописные принадлежности, будто ему предстояло небольшое путешествие, даже приготовил полный кисет табаку, трубку и огниво, словно турист, который спозаранку отправится в горы и, полный ожидания, не знает перед сном ничего лучше, кроме как любовно думать о завтрашнем дне и припасти к утру все до мелочей.
Затем он за бокалом вина не торопясь просмотрел вечернюю почту. Пришло радостное, душевное письмо от Буркхардта, к которому друг присовокупил составленный с прямо-таки женской тщательностью список того, что Верагуту надлежит взять с собой в дорогу. Посмеиваясь, художник от начала до конца прочел весь список, где не были забыты ни шерстяные бандажи, ни ночные рубашки, ни гамаши. Внизу Буркхардт карандашом приписал: «Все прочее я для нас обеспечу, в том числе и каюты. Ни в коем случае не позволяй навязать тебе средства от морской болезни и индийскую литературу, предоставь все мне».
С улыбкой он занялся большим тубусом, в котором молодой дюссельдорфский художник с благоговейным посвящением прислал ему несколько своих офортов. И сегодня у него нашлось для них и время, и настроение, он внимательно просмотрел листы, выбрал лучший для своих папок, остальные отдаст Альберу. Автору он написал любезное письмецо.