Петербургские арабески

В 8-м часу вечера 17 декабря 1837 года рядовой Кареев, стоявший на часах в Фельдмаршальском зале дворца (что рядом с главной, Иорданской лестницей), вдруг увидел искры, вылетавшие над балконом из скрытой в стене трубы. Труба эта, как оказалось впоследствии, была «лабораторной», так как начиналась от печи при аптечной лаборатории в подвале здания. Солдат дернул за шнурки, проведенные к колокольчикам в казармах пожарной части. Пожарные со всем своим инструментом и во главе со своим начальником капитаном Щепетовым мгновенно появились на месте происшествия. Был обнаружен также дым, шедший из щели в той же трубе в соседней с залом комнате.

Поднявшись со своей командой на чердак, а затем и на крышу дворца, Щепетов увидел искры, вылетавшие из оголовка высокой кирпичной трубы к черному ночному небу. Капитан приказал залить воду в искрящееся отверстие трубы. В лабораторном же подвале бравые пожарные обнаружили трех спящих «лабораторных мужиков» — Михаилу Киселева, Василия Федорова и Игнатия Радионова. Мужики спали там же, где и работали, приютившись на полу (такова была реальность «блистательного Петербурга»). Для сбережения тепла в протопленном помещении они заткнули отверстие в трубе, над очагом, рогожей. Тлеющие и горящие остатки рогожи вместе с раскаленной сажей пожарные извлекли из отверстия. То, что осталось от виновницы происшедшей тревоги, залили водой. Наступило успокоение. Вызванный к месту происшествия министр императорского двора князь Волконский, возвращаясь в свои покои, распорядился арестовать лабораторных мужиков.

Однако вскоре в Фельдмаршальском зале из-за плинтусов в полу вновь появился дым. Появился он и на чердаке. Дело принимало более серьезный оборот. Решено было известить об этом государя…

А дело было в том, что у Фельдмаршальского и соседнего с ним Петровского (с нишей для трона) залов стены и ниша были деревянными. Таковыми их сделал четыре года назад архитектор О. Монферран, создавший тогда новые двухсветные парадные залы на месте бывших здесь ранее помещений второго и третьего этажей. Между высокими декоративными деревянными стенами и капитальными кирпичными была оставлена пустота, в которую тоже поступали искры из плохо заделанного отверстия в лабораторной трубе. Этого было достаточно, чтобы поджечь высушенные в горячем пространстве доски. Когда обрушили фальшивую дверь в стене, то за ней обнаружили огонь, и повалил дым, заполнивший собой весь зал…

В этот вечер Большой театр был полон. Давали «Сильфиду». Блистательная Мария Тальони очаровывала зрителей. Был здесь и государь Николай Павлович вместе с императрицей и некоторыми особами из своего семейства. Появившийся около девяти часов адъютант о чем-то прошептал императору, и тот немедля покинул свою ложу, никому ничего не сказав. Но это не осталось незамеченным, и вскоре партер начал пустеть.

Прибыв во дворец, Николай I прежде всего распорядился перевести своих уже спящих детей в собственный Аничков дворец. Приказал он также вызвать войска. Затем отправился к месту происшествия. От дыма в Фельдмаршальском зале ничего не было видно и невозможно было дышать. Николай велел выбить стекла в окнах. От мощного притока свежего воздуха огонь вспыхнул, охватив стену, балконы, пробрался в соседнюю Петровскую залу. Солдаты преображенцы бросились выносить портреты, картины, знамена из Военной галереи и Фельдмаршальского зала.

Между тем загорелось дерево в чердачном перекрытии, и огонь ворвался на чердак. Здесь был целый лес стропил, подкосов и стоек из толстых, просмоленных сосновых бревен. И этот лес был сплошной — по всему грандиозному высокому чердаку он нигде не разделялся глухими кирпичными стенами-брандмауэрами. Николай распорядился разобрать кровлю и выбросить тлеющие стропила. Гвардейцы кинулись исполнять приказ. Однако огромные стропила и подпоры, великолепно высушенные за восемьдесят лет под накаливаемой летним жаром железной крышей, теперь вспыхивали как порох. Густой дым вихрем носился по всему чердаку, не допуская никого приступить к делу. Несколько солдат исчезли и погибли в темных лабиринтах-стремнинах чердака. Сорвался с подмостей и был ранен капитан Щепетов.

Не желая больше подвергать опасности солдат, действовавших с удивительной самоотверженностью, государь приказал снять всех с кровли. Все дальнейшие усилия были брошены на спасение от огня Эрмитажа с его бесценными художественными сокровищами. Переходы из дворца в соседнее здание Эрмитажа были наглухо заложены кирпичом и непрерывно поливались водой.

От дальнейших попыток спасти Зимний дворец Николай отказался. Из обреченного дворца — его зал, покоев, церквей, комнат — выносилось все, что можно было вынести, и складывалось у Александровской колонны и Адмиралтейства. А в это время огонь, подгоняемый порывистым ветром, бежал по потолкам верхнего этажа, и они разом загорались…