«В тылу нашего дома, в Новом переулке, помещались Стебутовские сельскохозяйственные женские курсы — рассадник громкоголосых, крепких телом, румяных, длинно-косых или же коротко стриженных девушек из «провинции» — поповен, намеренных стать агрономами, вчерашних епархиалок, не желающих искать «жениха с приходом», — решительной, революционно настроенной женской молодежи. Особенно много было там девушек-латышек, с могучими фигурами валькирий, с косами пшенного цвета и толщиной в руку, смешливых и благодушных на вечеринках землячеств, но при первой надобности способных и постоять за себя, и дать отпор шпику на улице, и пронести под какой-нибудь, нарочито, для маскировки, напяленной на себя, «ротондой» — безрукавным плащом — весящую не один десяток фунтов «технику» — подпольный ротатор или шапирограф…
Я был еще совсем маленьким, когда… на нашем горизонте возникла стебутовка-курляндка» Ольга Яновна Стаклэ…
Ольгу Яновну трудно было назвать «барышней»; казалось, скорее одна из кариатид, поддерживавших на некоторых питерских домах балконы и подъезды, наскучив своей должностью, поступила на Стебутовские курсы. У нее была прекрасная фигура молодой великанши, могучая грудь, руки, способные при надобности задушить медведя, вечная белозубая прибалтийская улыбка на лице, уменье по каждому поводу взрываться хохотом…
Приезжая… к нам, Ольга Стаклэ должна была пешком проходить два-три квартала по довольно темным улицам… Времена были глухие; в газетах, в отделе «Дневник происшествий», была постоянная рубрика: «Гнусные предложения», и мальчишки-газетчики вопили на углах: «Шесть гнусных предложений за одну ночь!»…
В один прекрасный день я, как всегда, выскочил в прихожую… и услышал взрывы знакомого курляндского громогласного хохота. Вышла в переднюю и мама:
— Ольга Яновна, что случилось?
— Ой, Наталэ Алексеевна, какое смешное! — задыхаясь, махала руками девушка. — Пусть все сюда — буду рассказать! Иду по Нижегородской, и какой-то — пристал… Идет и идет, пормочет пустяки… Я молчу, он — пормочет… Потом берет меня… за этот вот локоть… Такой небольшой типус, с бородкой… Ну, я поворачивался, я его тоже немного брал за шиворот, немного тряхивал, так, как котенок, потом говорил: «Пойдем ко мне домой, миленький! Я из тебе буду шнель-клопс делать!».
Так он не закотел! Так он как побежал, как побежал… А я так пальцы в рот брал, немного свистал, как мальчишка! Ой, не могу!.. Ой, дайте водичка!.. И побежал, и побежал, и так запригал, запригал!»[51]
Именно в этом здании, бывшем до этого банями, в 1909 году открылись сельскохозяйственные Стебутовские женские курсы. Естественно, учиться на агрономов шли в основном дочери мещан (их было 40 %) и крестьян (25 %), большинство приезжало из провинции. Но свободомыслие, царившее на курсах, и антимонархические настроения, захлестнувшие столицу, быстро делали из провинциалок отчаянных революционерок.
Хохотушка Ольга Стаклэ, описанная в мемуарах писателем Львом Успенским, лишь на первый взгляд сохранила деревенскую простоту и наивность. Образ глупенькой крестьянки («сними с нее столичное платье, надень плахту да очипок… дай на плечо прямое коромыслице… и пойдет она упругой походкой между заборов»[52]
здорово помогал конспирации. Стаклэ и многие ее сокурсницы были эсерками, готовили теракты, распространяли запрещенную литературу и мечтали свергнуть Николая II.Днем в этом доме курсистки, наряду с ботаникой и животноводством, изучали химию, а вечером — пользовались полученными знаниями для приготовления взрывчатых веществ.
Сейчас здание занимает Калининский районный суд.
Литература
— Настасья-то Филипповна?… Она живет близ Владимирской, у Пяти Углов… Теперь половина десятого. Извольте, я вас доведу… Вас, стало быть, Настасья Филипповна… пригласила к себе?
— То-то и есть, что нет… мне трудно это выразить, но… Я теперь очень… очень расстроен. Что? Уж пришли? В этом доме… какой великолепный подъезд! И швейцар…
Князь стоял как потерянный…