Петербургские крокодилы

Князя Перекатипольева обвиняют в том, что он в момент раздражения, за неудачу рандеву изрубил саблей госпожу Шпигель… Посмотрим, насколько правды в этом обвинении, и можно ли деяние, совершенное подсудимым над личностью Шпигель, считать преступлением.

Здесь господин обвинитель опять слишком перерисовал картину. В первый раз князь Перекатипольев увидел молодую девушку не на улице, но выходящей из квартиры госпожи Шпигель… следовательно, она была уже там… жертва ждала желающего, товар ожидал купца! Никто бы из вас, вероятно, если бы вы шли за подобной покупкой, не задался изучением методов и планов, какими госпожа Шпигель и ей подобные добиваются поступления, в качестве товара, молодых женщин… Шли, чтобы, купить товар уже готовый, чтобы не похищать его в семействах или у мужей. Так и мой клиент… Товар ему приглянулся, цена была возможная… и он купил его!.. Но тут начинается драма. В первый раз девушка бежит со свидания, вещь тоже довольно обыденная — это могло быть просто женское кокетство, желание заставить себя «желать». И действительно, молодой человек почувствовал каприз к этому убежавшему от него созданию… Скоро он получил уведомление, что его ждут… и поспешил на вторичное свидание… На этот раз он начал вглядываться, начал наблюдать за девушкой, которая ему досталась — он видел в ней уж не один товар, он видел, что в ней происходит борьба, что она хочет опьянеть, чтобы забыться, чтобы не понимать весь ужас своего положения… он видит её решительность, он понимает, что тут без страшной, мучительной борьбы не обошлось, он смутно начинает понимать ту ужасную драму, которая привела ее в этот вертеп, он хорошо понимает, что главной причиной здесь сама Шпигель, он уже начинает негодовать… еще бы одно мгновение, и он отказался бы от легкой победы… Но тут на глаза ему попадается медальон… он узнает его… это медальон его покойной матери… как он думает, его покойной матери!.. Каким образом этот медальон мог очутиться на груди продажной женщины… Он видит в медальоне портрет своего отца… он узнал в девушке своей сестру… мысли его путаются, он не сознает ничего кроме потребности мстить! Но кому мстить?.. Всему обществу, всему обществу, доведшему до продажи его сестру?! Но месть обществу — фраза!! Он сознает, что ближе, гораздо ближе есть женщина, которая была здесь главным действующим лицом, она, как демон ада, загубила свою жертву!

Он видел сестру, без памяти лежащую у его ног… он требует ту змею, которая довела ее до этого… он хочет вырвать у неё сознание, путем каких нравственных ударов она довела его сестру до продажи, а на него кидаются достойные служители достойной женщины, его хотят схватить и выпроводить вон… тут уже он не знает удержу своему гневу, он вынимает оружие и защищается, он защищает свою свободу, свою сестру, честь своего мундира… Он видит, что злейший его враг хочет бежать… Кровь туманит его голову и удар падает на виновницу преступления… Госпожа Шпигель с криком валится на пол!.. Что же делает князь?! Вместо того, чтобы бежать и скрыться, он приводит в чувство сестру, дает ей возможность уйти, потом добровольно сдается в руки полиции…

Далее, он мне, своему адвокату, не хочет сказать адреса женщины, бывшей с ним у госпожи Шпигель, и если бы не её собственная воля и желание спасти брата, — она никогда не была бы на суде!

Вы можете обвинять его, господа присяжные, это дело вашей воли и вашей совести, но как бы ни страшен был ваш приговор, он ничего не прибавит к тем мукам, которые теперь испытывает подсудимый! Он потерял все — карьеру, службу, честное имя… и зная, что мать его жива… что она еще существует… не может, не смеет идти к ней и броситься в её объятия!.. Я кончил, господа присяжные, и еще раз добавляю, карайте его, он достоин этого… Он не только не раскаивается в своем поступке, но, когда я был у него в первый раз, по вручению ему обвинительного акта…

— Меня обвиняют в покушении на убийство госпожи Шпигель в запальчивости, — сказал он мне. — Да, я был сильно возбужден в тот вечер… потому, что будь я хладнокровнее, я бы убил ее наповал!

В этих немногих словах характеристика, как потерпевшей, так и подсудимого… обвинительницы и обвиняемого… Господа присяжные, заступитесь же за эту интересную жертву и без сожаления осудите такого изверга и злодея!..

Он кончил. Гром рукоплесканий раздался в публике. Товарищ прокурора, весь зеленый от бешенства и ярости, вскочил со своего места и начал возражать, но как-то путаясь и не находя достаточно скоро точных выражений… Речь его была дерзко наполнена личностями против защитника и подсудимого, но крайне неубедительна. Когда он кончил, Громило опять поднялся, но на этот раз совершенно иной, чем сначала. С презрением, с нескрываемой гадливостью взглянул он на прокурора, который еще весь дрожа грыз зубочистку, и перенося свой взор на присяжных, опять в ту же минуту овладел ими.