Странно? Такой у нас город. Некоторые города существуют как воплощение, а Петербург еще как идея.
Идея Петербурга
Какая идея может быть у города, построенного на болоте? Преодоление. Где-то в другом месте все дается легко, а здесь непременно трудно.
Каждое поколение петербуржцев вновь переживает миф о его рождении. Как бы создает город заново. Проходит через испытания, а потом непременно побеждает.
Революции, убийство Кирова, война, «Ленинградское дело»… Всякий раз казалось, что Петербургу уже не справиться, но он переживал и это.
Значит, не в том дело, что жизнь мучительна, а в том, что через это пробивается. А уж если пробилось, взошло, светится, освещает – то лишь это одно и имеет смысл.
Еще вспомним, что город начинался с замысла. Как «Евгений Онегин» или «Война и мир». Сперва Петр увидел его целиком, и лишь потом началось строительство.
С тех пор в Петербурге творчество в цене. Где еще ставят монументы вдохновению? Стремятся запечатлеть ту единственную минуту, когда человек раскрывает свой дар.
Ведь Медный всадник – это почти автор за письменным столом. Рука не просто решительная, а зрячая. Угадывающая нечто такое, что потом станет важно для всех.
И аникушинский Пушкин не читает, а сочиняет. Остановился, прислушался. Почувствовал, как из невнятного бормотанья возникают стихи.
Повторил про себя, правой рукой отбил ритм. Действительно неплохо! Так взволновался, что расстегнул сюртук.
Правда, есть еще Ленин у станции метро Московская. Как бы брат Пушкина. Весь такой взвинченный и тоже претендующий на поэтический жест.
Впрочем, нас, петербуржцев, не проведешь. Уж мы-то легко отличим творческое волнение от графоманских потуг.
Что может родиться из такого порыва? Вода, много воды. Неудивительно, что с недавних пор Ленина плотной стеной окружают фонтаны.
У Осмеркина есть холст с Русским музеем. Как всегда у этого художника, удивительно красивый. Буквально каждый сантиметр – живопись.
Впечатление при этом такое, что чего-то на полотне не хватает. Правда, не сразу догадываешься, чего именно.
Ну, конечно же, Пушкина. Все на месте – садик, ограда, желтое здание впереди, – а он почему-то отсутствует.
Может, вышел куда-то? Отправился на Марсово повидать Суворова или решил навестить Кутузова у Казанского собора?
Нет, все значительно проще. В это время не существовало не только памятника, но и его творец лишь начинал разминать глину.
Если уже в двадцатые Пушкин как бы подразумевался, то Ленина у метро как не было так и нет. Даже стоящие в ряд фонтаны не прикрывают его пустоту.
Еще о памятниках
О памятниках Пушкину и Ленину Зоя Борисовна тоже кое-что вспоминает. Хотя эти творения принадлежат одному скульптору, ее рассказы очень разные.
Что касается Пушкина, тут все очень серьезно. И, к тому же, освящено именем Бориса Викторовича.
Монумент решили установить ко дню гибели в 1937 году. По этому поводу устроили конкурс и создали специальную комиссию.
В конкурсе участвовали не только мощные люди вроде Томского и Манизера, но и такие настоящие скульпторы как Андреев.
На одном заседании комиссии Томашевский сказал, что видит Пушкина только в проекте студента второго курса Аникушина.
Вывод вполне в его духе. Уж он-то смотрел исключительно на проекты, а не на ордена их творцов.
С тех пор Аникушин считал Бориса Викторовича своим крестным и всегда звал Зою Борисовну на открытие своих работ.
Хоть большой начальник был Аникушин, а человек симпатичный. Не зря за глаза его звали дядей Мишей.
Можно ли отказать дяде Мише? Михаилу Константиновичу еще допустимо, а дяде Мише никогда.
Зоя Борисовна отправилась на открытие его Ленина. Стоит в толпе вместе со всеми и ожидает начала.
Наконец снимают покрывало. Вот это, оказывается, что. Правая рука сжимает кепку, нога по балетному отставлена в сторону…
Как написал прототип этого монумента? Шаг вперед, два назад. Общепринятая схема движений в вальсе.
Рядом расположился подвыпивший человек. Он внимательно посмотрел на памятник и очень похоже вытянул вперед руку.
– Вот вам Советская власть, – по-петушиному выкрикнул он, – и – простите меня, дурака!…
В предыдущей главке мы представили, что монументы путешествуют, а сейчас рассказали о человеке, который вообразил себя памятником.
Странно? Уверяю вас, это не самое удивительное, что случается в Петербурге.
Через некоторое время мы убедимся, что здешние здания разговаривают. Конечно, первые сто-двести лет они стоят молча, но потом у них возникают общие интересы.
ЗТ:
С Бродским мы познакомились у Анны Андреевны в Комарово. Уходим от нее вместе, и уже за калиткой он говорит: «А я-то всегда думал, что она умерла». Мы с ним так смеялись.