Петербургский сыск. 1870–1874

– Хозяйка знала о вашей связи с Алексеем Ивановичем?

– Как? – немка застыла с открытым ртом, потом писклявым голосом выдавила из себя. – Зачем Вы клевещете?

– Так знала или нет? – снова спокойным голосом произнёс Иван Дмитриевич.

– Не знаю, – плечи опустились и немка зарыдала.

– Благодарю, сударыня, – буркнул Путилин и вышел из комнаты, он не мог терпеть ни женских слез, ни женских истерик.

В коридоре обескураженный пристав спросил:

– Иван Дмитриевич, как Вы узнали о немке и хозяине?

– Все очень просто, – пояснил Путилин, – вы не обратили внимания на теплые интонации в голосе, с которыми наша воспитательница вспоминала хозяина.

– Тогда получается, у Марии Степановны были все основания желать смерти супругу.

– Здесь вы не правы, – поправил пристава Путилин, – вспомните слова господина Шляхтина о сластолюбии Алексея Ивановича, о его вояжах в Варшаву, которые он с удовольствием совершал. Мария Степановна преотличнейше знала о слабостях супруга, но всегда была уверена, что он никогда не посмеет оставить семью. Каким бы он ни был, но любил детей, поэтому у нее не было повода желать ему смерти.

– Тогда кто же?

– Выясняем.

Кормилица сидела, выпрямив спину, сложила руки на коленях. Спокойный взгляд, ни капли волнения, только бледность лица выдавала потаенные чувства.

– Екатерина, скажи, – Иван Дмитриевич ходил по комнате, заложив руки за спину, – сколько раз ты заглядывала в столовую.

– Один.

– Ой ли, я жду правды.

– Не помню.

– Екатерина, после злодеяния прошло несколько часов, неужели ты способна забыть о своих поступках.

– Я не лгу, – чуть ли, не крикнула кормилица, – честно говорю, не помню. Передо мною кровавая пелена, словно память отшибло.

– Поверю, но постарайся вспомнить. – Путилин сел напротив Екатерины и положил руку поверх ее, пылающей нестерпимым огнем. – Ты открыла дверь, так?

– Так, – она кивнула головой.

– Тебя едва не сбил господин Шляхтин, так?

– Так.

– Ты заглянула в столовую, так?

– Так.

– Что там увидела?

– Алексей Иванович сидел в кресле.

– Он был жив?

– Не знаю.

– Кто там был?

– Никого.

– Что было дальше?

– Я сразу же закрыла дверь.

– Хорошо, а второй раз?

– Я услышала шум и заглянула снова в столовую.

– Кто там был?

– Да никого я не видела, – вскипела кормилица и сбросила руку Путилина со своей, – никого там не было, никого.

– Пусть будет так, – Иван Дмитриевич положил руку на колено, – не бойся и вспомни, что ты там видела? Не спеши отвечать, подумай, вспомни.

Екатерина терла руками виски, в глазах застыло непонимание.

– Хорошо, – гладил колено, – хорошо, не хочешь, не вспоминай.

– Столовая была пуста, только колыхалась штора, словно ветер ее затронул.

Пристав в бессилии опустился на стул в столовой, вытер лоб платком.

– Иван Дмитриевич, я ничего не понимаю, я подозреваю всех. В особенности господина Шляхтина, мы так и не узнали: сколько на самом деле было выстрелов? Два? Три? Но и каждый из присутствующих имел возможность совершить преступление. Мне хочется подвергнуть их всех аресту, как сообщников.

– Что ваши молодцы нашли пистолет?

Пристав, не говоря ни слова, вышел и вернулся темнее ночи.

– Нет, не нашли.

– Тогда не спешите, – Путилин присел на соседний стул, закинул ногу за ногу, – наше расследование, признаюсь Вам, идет к завершению. Вспомните слова кормилицы, она заглянула в столовую, и ей показалось, что хозяин мертв, но он был жив, просто сидел в кресле, уставившись в одну точку. Он был в размышлениях, слишком непростым был разговор, закончившийся выстрелами и ранением в руку. Его состояние можно понять, притом заторможенное состояние от боли и стыд, охвативший его за поведение родственника. Дверь заперта. Хозяйка бежит в свою комнату, воспитательница еще не заглянула в столовую. Вот именно в эту минуту и происходит убийство, – начальник сыска подошел к шторам, закрывающим окна. Склонился, рассматривая за каждой из них.

– Действительно здесь кто—то стоял, – указал пальцем на два маленьких бурых пятнышка, – и с оружия убийства, с полной уверенностью могу сказать, что это было орудие сапожника – шило, скатились капельки крови.

– Но в квартире никого не было, кроме известных нам лиц?

– Это и насторожило меня, – Путилин поднялся с колен

– Не был же этот кто—то в шапке– невидимке? – огорченно спросил пристав.

– Вот именно, что был.

– Но мы не в сказке, наконец.

– Нет, мы не в сказке, – задумчиво произнёс Иван Дмитриевич, – но убийца был своим, на кого не обращают внимания и поэтому кажется, что на нем одета сказочная шапка. По принципу спрячь поближе, никто и не заметит.

– Но нам все свидетели назвали присутствующих в квартире?

– Всех да одного забыли. Мы не спрашивали о присутствующих кухарку.

– Опрос по новому кругу?

– Можете считать таковым. Сегодня воскресенье и я думаю, могу назвать неизвестного и даже причину убийства.

– Сима, скажи, кто сегодня был в квартире?

– С утра привозили продукты…

– Нет, во время, когда был убит господин Рыжов?

– Как и каждый день: немка, Долбня, Мария Степановна, Алексей Иванович, Катька, да еще и Катькин Степан. Его я кормлю на кухне по воскресеньям.