Петербургский сыск. 1874 год, февраль

– Вот они двое, – Мария подняла взгляд на сыскного агента, – что могу о них сказать. От работы не отлынивают, да по углам не прячутся, как некоторые, – и женщина довольно обстоятельно рассказала о каждом работнике, пока не коснулась персоны Степана Иволгина, – про него сказать могу немного. Знаете, люди говорят, что любопытной вороне клюв оторвали. Вот это про него, мне иногда кажется, что незримо он присутствует при всех разговорах, ведущихся в трактире. Не удивлюсь, ежели и сейчас он стоит за дверью, приладив ухо к замочной скважине.

Василий Михайлович резко встал и в три шага оказался у двери, но когда ее распахнул, только услышал удаляющиеся шаги внизу лестницы. Бежать вниз штабс—капитан не стал, а оставил дверь открытой, чтобы видеть лестничную площадку.

– А у нас говорили, что любопытной Варваре нос оторвали.

– Верно, но я думаю, что эта Варвара кому хочешь, нос откусит.

– Так, что вы хотели о нем сказать.

– Вы его видели за дверью?

– Увы, нет.

– Очень жаль, – улыбнулась женщина.

– Но все—таки, что вы можете о нем сказать?

– У нас, как вы видите, спокойное заведение, но иногда попадаются ретивые люди. Вот тогда Степан незаменим. И успокоить может, и из заведения выставить.

– Способен ли он на большее? – Штабс—капитан спросил охрипшим голосом, не сводя с Марии внимательного взгляда.

Женщина на миг смутилась, на щеках проступили алые пятна, и пальцы с силой сжали скомканный платок.

– Чужая душа – потёмки и, кто на что горазд, ведомо только Господу, а не нам, грешным.

Снова в гостиной повисла неловкая пауза. Мария не имела ни малейшего желания говорить о Степане, Орлов же примерялся, как можно подобрать ключик к молчанию женщины. Наверное, мелькнуло в его голове, непростые отношения складывались между нею и красавцем Степаном.

– Мне неловко спрашивать, – Василий Михайлович сжал до боли зубы, но потом продолжил, – нам надо найти убийцу, ведь вместе с Дорофеем Дормидонтычем лишились жизни семеро душ, в том числе и три ребенка, гораздо младше Васьки и Федьки, поэтому я вынужден задавать неприятные для вас вопросы.

– Я все понимаю, спрашивайте.

– Какие отношения вас связывали со Степаном?

Пятна на щеках стали больше, Мария перебирала пальцами платок. Не смея поднять глаз на штабс—капитана.

– Если вы думаете, что это сделал Степан, то, – женщина провела рукой по волосам, – видимо, ошибаетесь. Он горазд бегать за бабами, а убить? При том детей? Не знаю, хотя кто из нас не способен на то, о чем никогда и не помышдял.

У Василия Михайловича складывалось противоречивое суждение, вроде бы Мария и защищает, теперь уже своего работника, но в то же время норовит выставить в неприглядном свете.

– Степан позволил себе вольности по отношению к вам?

– Нет, – резко ответила женщина и подняла глаза на Орлова, такое поведение вызывало дополнительные вопросы, но штабс—капитан решил их пока не задавать, ибо знал, что на них он непременно получит ответы, но, к сожалению, может быть, не сейчас. Василий Михайлович решил непременно поговорить сегодня со Степаном. По опыту он знал – мужчины иногда оказываются более хвастливыми, словно хотят поведать всему свету о падении дотоле неприступной женской крепости.

– На «нет» и суда нет, – штабс—капитан поднялся, – не буду вам докучать, ибо дела, – он развел руками, – весьма спешные дела. Итак, я задержался. Прошу меня извинить, но мне пора.

– Не смею задерживать, – Мария тоже поднялась и нерешительно произнесла, – надеюсь в скором времени услышать о поимке убийцы.

– Непременно, – штабс—капитан наклонил голову и добавил, – непременно извещу вас первой.

Спустившись с лестницы, Орлов столкнулся со Степаном, который сделал вид, что занят трактирными делами и Иволгин поспешил отвернуться от сыскного агента. Василий Михайлович окликнул.

На лице Степана появилась вымученная улыбка. Словно он и в правду обрадовался Орлову, как самому дорогому гостю.

– Мне хотелось бы поговорить, но не в этой сутолоке. – сыскной агент указательным пальцем правой руки очертил в воздухе круг.

– Как скажите, – Иволгин выгнулся вопросительным знаком, – можно в моей конурке, если вам там не будет тесно?

– Пожалуй, можно поговорить на свежем воздухе, – и направился к выходу, не дожидаясь ответа Степана, который пошел следом.

– Легко ты одет, как бы не простудился?

– Ничего, я привычный.

– Твое право, не сетуй, что не я тебя не предупреждал.

– Да, что вы, вашбродь, ни в жизнь.

– Ладно, – Василий Михайлович заложил руки за спину, – я не любезничать пришел. Скажи—ка мне, братец, у тебя нет подозрений на счет насильственно убиенного хозяина.

– Вы о моих подозрениях?

– О них, ежели таковые имеются.

– Да, что говорить? Мне кажется, – он понизил голос и приблизился почти вплотную к сыскному агенту, – попал Дорофей Дормидонтыч убийце под горячую руку. Я слыхивал, что, там на квартире, семь душ загублено было, – Василий Михайлович не подал виду, но насторожился, как охотничий пес. – Так ведь?

– Может быть, ни ничего не слыхал в последнее время?