Петербургский сыск. 1874 год, февраль

– Что у нас услышишь? – Степан вертел головою, казалось, кого—то высматривает. – Поговорили в трактире о смерти хозяина. Небылицы наплели, что, дескать, чуть ли не мильоны при нем были, что ни день, так десятками за Обводным людей режут. Да, много чего, но все пустое.

– Об этом всегда слухи распускают. – поддержал Степана Василий Михайлович. – одного ограбят, говорят сотню, одному кровь пустят, говорят крови в Обводном больше, чем воды. Молва.

– Тогда ответь мне, братец, – штабс—капитан смотрел в глаза Иволгину, – в каких отношениях ты с Марией.

Степан сглотнул скопившуюся во рту слюну, но взгляда не отвел.

– Ни в каких, она, почитайте, хозяйка, а я так подай да принеси.

– А мне вот о вас многое рассказывали, – улыбка не сходила с лица Василия Михайловича, – знаешь, добрых людей везде хватает.

На скулах Иволгина заходили желваки и лицо слегка побледнело. Он не нашелся, что сказать.

– Давнее дело, – наконец произнес Степан, – когда привез Марию Дорофей Дормидонтыч из деревни, я ж подумал, что она его дочь, пока… – он махнул рукой, мол, чего уж там, – ну, я и заигрывать с ней стал. Шутка ли, красивая баба, при том хозяин за приданным бы не постоял. Ну, я и заигрывать с ней стал. А как узнал, что она хозяйская, так я быстренько в сторонку. Мне лишних хлопот не надо.

– Толково объяснил, но так все закончилось.

– Конечно, мне место дороже. Вон в столице баб сколько и молодых, и красивых, да и все одинаково устроены, – Степан не сдержался и подмигнул Орлову.

– Значит, на том и закончилось.

– Так точно, неужто мне дарового товара не хватает на стороне.

Глава тридцатая. Солнце светит да не греет…

Извозчик подкатил к самим воротам так, что Жукову не пришлось далеко ходить, и тут же встретил дворника, который снял шапку и поклонился, памятуя, что хоть господин и молод, но служит в сыскном отделении.

– Здравия желаем, Вашбродь!

– Здравствуй, братец, здравствуй.

– Что—то вы к нам зачастили? – Улыбался в щербатый рот дворник, но взгляд был бегающий, словно ожидал неприятностей.

– Так, может, за тобою грешки водятся, что интересуешься?

– Никак нет, – без записки скороговоркой протараторил собеседник и побледнел, что даже кончик сизого носа стал белее снега, – нам невозможно, мы ж сами за порядком следим.

– Смотри у меня, – в шутку пригрозил Миша, – у нас все под присмотром.

– Знамо дело, – голос дворника потускнел.

Орлов направился прямиком в околоток на удачу: а вдруг Синицын там. Тогда не придется идти в участок, чтобы узнать адрес околоточного, с которым тоже следовало побеседовать. Не может же быть, чтобы он не знал местных слухов, касающихся трактира «Ямбургъ» и его обитателей.

Околоточная была небольшой: маленький коридор, где с трудом могли развернуться два человека, и комната с двумя окнами, выходившими в темный двор, у стены стоял стол, возле которого сиротливо приютились стулья, два для посетителей и третий для одного из околоточных, во втором углу печка с вязанкой дров.

За столом сидел Синицын, то ли дремал, то ли что—то читал. Орлов так и не понял. Только тогда, когда скрипнула входная дверь, околоточный поднял голову и обрадовано вскочил на ноги, приветствуя Василия Михайловича, как старого знакомого:

– День добрый, господин штабс—капитан! Рад приветствовать в наших хоромах, – и по его лицу промелькнула улыбка, как он считал удачной шутки.

Орлов удивился, в прошлый раз он не называл ни должности, ни чина, а они известны околоточному. Мог, конечно, спросить у помощника пристава, но все—таки интересно. Не каждый в столице знает агентов сыскного отделения в лицо, хотя удивительного ничего нет, может, сталкивались где.

– Добрый, если он добрый, – Василий Михайлович снял перчатки и головной убор, выискивая место, куда их приспособить.

– На стол кладите, – подсказал Синицын, – а что ж не добрый, морозы пошли на спад, может весна ранней будет.

– Хорошо бы, – штабс—капитан расстегнул пальто, осмотрелся и присел на стул, предназначенный для посетителей.

В комнате было жарко натоплено, видимо, кто—то из местных купцов или обывателей снабжал околоток дровами, памятуя о добрых делах либо оказанных услугах.

– Подозреваю, не по пустому делу вы соизволили посетить наши хоромы? – Василий Михайлович уловил, что «хоромы» излюбленное слово околоточного.

– Верно мыслите, – подтвердил догадку Синицына штабс—капитан, – расследование – оно, как стрелка хронометра, бывает по многу раз бежит по кругу, чтобы установить истину.

– Так точно, – околоточный нервно сжал пальцы рук, положенных на стол поверх каких—то бумаг, – я готов помочь по мере моих сил, чтобы кругов было меньше.

– За этим я и пришел.

Лицо Синицына выражало крайнюю степень заинтересованности или он только делал вид. Вот это Василий Михайлович уловить никак не мог, глаза околоточного говорили об обратном. Когда же сыскной агент скажет важное и уйдет восвояси.

– Что говорят об убийстве Ильешова в местных угодьях?

Синицын пожал плечами, скривив губы.

– Да что? Как обычно, слухами земля полнится. Стоит одному нелепицу сказать, так она обрастает новыми.

– И все—таки?