Петербургский текст Гоголя

Таким образом, ужасающие читателя черты этой эпохи (свирепость и неистовство козаков, неприятие и уничтожение всего чуждого, казни невинных, «избиение младенцев», сыноубийство и под.) обусловлены историософскими взглядами писателя. Средние века, по мысли Гоголя, – это время жесточайшей борьбы христианства с язычеством, подобное ветхозаветному, и потому под Средневековьем на Украине он понимает эпоху XV–XVII вв., когда православное козачество боролось против магометанства, с одной стороны, а с другой – защищалось от католичества, униатства и протестантизма. На этом пути были колебания, было предательство (такова измена Андрия, напоминающая библейскую историю обольщения Олоферна Иудифью[359]). Конец этому положило воссоединение с единоверцами, которое многие затем пытались подвергнуть ревизии, а то и разрушить. К сожалению, попытка гетмана Мазепы сделать это оказалась не последней.

По Гоголю, «великая истина» состоит в том, что в истории «в общей массе всего человечества душа всегда торжествует над телом» (VIII, 24). Но если во времена Авраама человек во имя Веры порывал с природой, с кровными, семейными узами, то в конце Средневековья он уступает своей греховной природе (чёрту). Перекличка времен подчеркнута и тем, что евреи – мелкие торговцы в Сечи, арендаторы, жители варшавского гетто – носят библейские имена: Шлема и Шмуль – уменьшительные от имен легендарного царя Соломона и пророка Самуила, последнего судии народа Израильского; Янкель – от Иакова, сына Исаака и Ревеки, которого Яхве впервые назвал Израилем[360] (о лестнице Иакова в связи с Андрием см. выше, на с. 129); Мардохай – от героя Мардохея[361] (благодаря ему и его племяннице Есфири, иудеи, находившиеся под властью царя Артаксеркса, были спасены от гибели и отомстили своим врагам). Показанные в повести потомки библейских героев живут мелкими, корыстными, в конечном счете – чужими интересами потому, что они лишены своей земли, основы естественной жизни народа, а изображение варшавского гетто, его обитателей и «внутренности» их домов напоминает картины «грязного ада» в «Энеиде» И. П. Котляревского. А на этом фоне настоящими героями, подобными библейским (и такими же неистовыми, жестокими, кровожадными!), предстают защитники Украины и Веры – Тарас и Остап Бульба и запорожцы, олицетворяющие Козачество!

Очевидно, типичность, символизм и «синтетичность» этих образов в повести «Тарас Бульба» обусловлена множеством исторических, мифологических и литературных связей. Это же определяет со- и противопоставление типов: семья Бульбы (Тарас – жена – сыновья Остап и Андрий) – запорожцы (отдельные козаки – их группы – кошевой) – враги («татарва», «ляхи», толпа и люди из толпы – панночка – ее брат – служанка-татарка – французский инженер – усатый гайдук – палач и др.), – чьи отношения характерны для того времени. И когда автор «высвечивает» из массы какое-то лицо – этот тип не имеет имени (пьяный, пляшущий, довбиш – «единица массы» в разной степени индивидуализации) или носит характерное, типизирующее имя (ср., прозвища запорожцев в сцене встречи с Бульбой как судьбы их носителей).

Все это, как и рассмотренная нами «синтетичность» мифологического времени повести, определяет ее близость к эпопее, которая понимается как правдивая героическая (по)весть (песнь, дума) о самых важных, переломных, батальных моментах в жизни народа(-ов), решающих судьбу. Здесь картину народного прошлого создают герои-богатыри, что противодействуют чужому миру, дают отпор врагам (а потому независимы, строптивы, неистовы, даже демоничны). Исторические и мифологические истоки гоголевской эпопеи отчетливы: она близка преданию, волшебной сказке, рыцарскому роману, для нее также характерны патриархальные представления, когда общественные отношения изображены кровными, родовыми (козаки называют друг друга «брата– ми», братья Остап и Андрий становятся врагами), а сама Запорожская Сечь видится обращенной в прошлое национальной и социальной утопией.

Глава IV. Гоголевские «Арабески»