Петербургский текст Гоголя

А потому можно говорить о предположительном родстве Яновских с Гоголями, как и об отражении в образе Тараса Бульбы (и других героев), в обстоятельствах жизни его и его семьи некоторых черт Евстафия Гоголя и его сыновей, их семейных отношений. Лазаревский полагал, что имена Остапа и Андрия Гоголь считал родовыми, сопоставив Дворянскую грамоту с историческими источниками[351]. Но каковы обстоятельства ее появления в 1784 г.? – Если бы тогда А. Д. Гоголь не подтвердил, как другие украинские дворяне, «шляхетного» происхождения, поместье – приданое его жены Татьяны, единственной дочери Лизогубов, – могло бы затем отойти государству или перейти в другие руки (как было с имением тестя), а не единственному сыну Яновских Василию, в чью честь было названо. Служба Афанасия Демьяновича в гетманской канцелярии давала навыки «обработки» документов, да и примеры этого, наверняка, тоже были тогда перед глазами…

Так что поиски единого прототипа Бульбы надо признать некорректными, даже исходя из представленных в этом образе антиномичных литературно-исторических черт. И под стать герою – таким же «синтетическим», как мы показали выше, было противоречивое единство времени действия. Именно это обстоятельство ставило и ставит в тупик исследователей, которые говорят о нарочитой запутанности датировки и вообще об отказе от нее, объясняя это неким пренебрежением к датам или же… невнимательностью: «Гоголь легко сбивался в хронологии даже на целое столетие (то же в “Тарасе Бульбе”, где то 15-й, то 16-й, то 17-й век)…»[352] Однако Гоголь-историк на основании дат составлял сложные синхронистические таблицы[353] и преподавал, по долгу службы он требовал знания хронологии от учениц Патриотического института, а затем от студентов Санкт-Петербургского университета. Заметим: все указанные выше даты истории Украины были тогда общеизвестны и осмысливались авторами исторических романов вполне адекватно – даже Петром Голотой. И если Гоголь в своих художественно-исторических произведениях смешивал те же даты, то, надо понимать, здесь он исповедовал несколько иной принцип периодизации, передавая структуру эпохи соответственно другим литературным образам.

В черновой редакции повести все действие было датировано XV в. – концом Средневековья. Но в печатной редакции «жестоким веком» уже, видимо, названо противоречивое единство XV–XVII вв. как мифологическое время украинского Средневековья[354] и, собственно говоря, время относительно самостоятельного существования козацкого сообщества. Хмельнитчина здесь – заключительный период, время побед козачества, когда оно стало «опорой и силой» государства. Таково же обозначение этого периода в «Гайдамаке» Сомова: после песен бандуриста слушатели вспоминают «старую Гетманщину, времена Хмельницкого, времена истинно героические, когда развившаяся жизнь народа была в полном соку своем, когда закаленные в боях и взросшие на ратном поле казаки бодро и весело бились с многочисленными и разноплеменными врагами и всех их победили; когда Малороссия почувствовала сладость свободы и самобытности народной и сбросила с себя иго вероломного утеснителя, обещавшего ей равенство прав, но тяжким опытом доказавшего, что горе покоренным!»[355] В повести Гоголь обозначает и два предшествующих периода той эпохи – какими они остались в памяти народа: это время «за короля Степана» – 1570-е гг., которыми писатель принципиально ограничил историческое повествование (тогда король Стефан Баторий признал козаков серьезной военной силой и сформировал из них регулярное войско), и время религиозно-освободительной войны с поляками после Брестской унии 1596 г., когда чаша «терпения уже переполнилась» (II, 349). По многим историческим источникам известны два самых больших козацко-крестьянских восстания под предводительством гетманов Наливайко и Остраницы, которые затем попали в руки поляков и погибли за Веру, подобно св. Георгию и великомученику Евстафию. В предшествующих исторических фрагментах Гоголь, как показано выше, контаминировал образы двух гетманов, в повести же он представил относительно единым и художественное время двух восстаний. Оно воспринимается и как финал жизни заглавного героя: он, подобно козачеству в тот период, терпит поражение и погибает, но смерть его и сыновей видится искупительной жертвой во имя будущей победы Хмельнитчины, множество указаний на которую представлено в тексте.