Петербургский текст Гоголя

Что же сближало для Гоголя его родную Малороссию, бедную при своем изобилии, с богатеющим «щеголем Петербургом», свирепых степных «лыцарей» – защитников православия – с чиновниками и блестящими деловыми людьми? – Вероятно, и переезд молодого провинциала с южной окраины Российской империи в ее северную столицу, и отношения центра и провинции. Такие переезды были тогда обычны: стремившиеся на север потомки козаков «наводняли Петербург ябедниками» и торговцами, служили в «палатах и присутственных местах» (II, 15), да и выше – в министерствах и при дворе, составляя в столице первое по численности и могуществу землячество. Это не было секретом. Так, в комической опере И. П. Котляревского «Москаль-чаровник» (1819) в ответ на ехидную реплику солдата, что «хохлы никуда не годятся, да голос у них хорош» (намек на происхождение «из певчих» последнего малороссийского гетмана К. Г. Разумовского), чумак Михайло с достоинством отвечал: «Ось заглянь в столицю, в одну i в другу, та заглянь в сенат, та кинься по мiнiстрах, та тодi i говори – чи годяться нашi куди, чи нi?»[362] Приехавший в столицу «нежинец» Е. Гребенка назвал ее «колонией образованных малороссиян. Все присутственные места, все академии, все университеты наполнены земляками, и при определении на службу малоросс обращает <на себя> особенное внимание»[363]. Украинцами были многие петербургские певчие, музыканты, актеры, художники, а среди них – приятели, земляки, однокашники и просто хорошие знакомые Гоголя. С начала 1830-х гг. стала очевидной и украинская культурная экспансия[364]. Она подготовила шумный театральный дебют Н. Кукольника, успех А. Венецианова и его живописной школы… Тогда эти имена – так же, как имена «всесильного» историка и критика искусств В. Григоровича, любимца публики актера М. Щепкина, да и самого Пасичника, – тоже были на слуху в столицах и в большой моде!

Рисунки Гоголя в рукописи «Арабесок»

Отношения козацкого и петербургского в художественном мире Гоголя можно понимать и как связь прошлого и настоящего, идеала и его последующего исторического искажения, а также причины и следствия, реального и сказочного… «Пропавшая грамота» для царицы в Петербург проводит козака через загробное адское «чертово логово» в обетованный «рай» царской хаты, но и тут и там сияет «золото», обозначая, в народном понимании, «тот свет». Путешествие по Украине Екатерины Великой из Петербурга в Тавриду и обратно будет памятно не только Голове: ведь Крым для России помогли завоевать козаки. В повести «Ночь перед Рождеством» запорожцы напомнят об этом императрице, которая уже решила уничтожить и Сечу, и Гетманщину, и остатки прежних вольностей козачества. А защита козаками православной веры, битвы с поляками, козацко-крестьянские волнения откровенно перекликались с недавними кровавыми событиями Польского восстания 1830–1831 гг. Тогда Петербург наполнился и теми, кто бежал от ужасов войны, от нее пострадал, и теми, кто приехал просить за своих близких, участвовавших в восстании. То есть, и в самой столице в какой-то мере возобновилась скрытая вражда поляков с украинцами и русскими на административном, религиозном и бытовом уровнях[365], и прежние исторические противоречия стали вновь актуальны в петербургском мире. В то время Санкт-Петербург как град Святого Петра, религиозный и культурный центр народов Российской империи, виделся «Третьим Римом», соединившим российское с греческим (византийским) и римским. Украину же представляли славянской Италией или Грецией, именуя соответственно Авзонией (как идеализированную Италию в древнеримской поэзии) или Аркадией – так называли в античных мифах счастливую страну, идиллический край хлеборобов и скотоводов Греции, где человек находился в первоначальном единстве с природой, не зная несчастий и даже смерти. Единение римского и греческого проявилось в главном православном храме столицы – Казанском соборе (1811), с «византийской» колоннадой, подобной колоннаде Ватикана перед храмом св. Петра. Кроме того, при Гоголе были завершены архитектурные ансамбли центральных площадей Санкт-Петербурга: Дворцовой, Сенатской, Михайловской и Александринской (арх. К. Росси) – в стиле классицизма, обоснованного античными образцами, «греко-римским зодчеством». И хотя Гоголь тогда не принимал и откровенно поругивал византийское влияние на архитектуру[366] – но, с его точки зрения, «Третий Рим» как мировой центр культуры обязан был стать средоточием искусства всех времен и народов. Такова идея статьи «Об архитектуре нынешнего времени» в сборнике «Арабески» (1835), соответствовавшая «универсальности» этой второй книги Гоголя, где очерки истории человечества, его искусства и наук сопровождаются «живыми» взаимосвязанными художественно-историческими примерами: отрывками, рисующими прошлое Украины и всего мира, повестями о современной жизни Петербурга.