Петербургское действо

Въ маленькой горниц былъ накрытъ столъ и среди блой скатерти и посуды тускло свтила нагорвшая сальная свча. Тепло и запахъ щей доходившій изъ сосдней горницы, пріятно охватилъ прізжихъ, простоявшихъ на мороз нсколько часовъ.

— Ну, поживй, Агафонъ. Проголодались мы, приказалъ Григорій.

— Живо, живо, старая крыса! шутливо добавилъ и Алексй.

— Все готово-съ! Ключикъ пожалуйте отъ погребца. Онъ у васъ остался. A то-бъ ужъ давно все на стол было.

— Онъ у тебя, Алеша… Ахъ, нтъ тутъ!..

Григорій Орловъ досталъ ключи изъ кармана и, бросивъ ихъ на столъ, слъ на лавку.

Старикъ отперъ дорожный погребецъ, купленный въ Кенигсберг, въ вид красиваго сундучка и сталъ доставать оттуда приборы; потомъ, очистивъ отъ мелочей верхнюю часть сундучка, вынулъ за ушки большую посеребренную суповую мису съ крышкой и началъ изъ нея выкладывать такія же металлическія тарелки. Вынимая тарелку за тарелкой и дойдя до двухъ мисъ, которыя вкладывались одна въ другую, помщаясь, такимъ образомъ, въ большой суповой мис съ ушками — Агафонъ началъ качать головой и бормотать.

Алексй Орловъ стоялъ, подпершись руками въ бока, ceреди горницы, за спиной Агафона и, молча мотнувъ брату головой на старика, подмигнулъ. Григорій, полулежа на лавк поглядлъ на лакея.

— Что? Сервизъ? вымолвилъ онъ и усмхнулся.

Агафонъ обернулся на это слово заморское и морщинистое лицо его съежилось въ добродушно хитрую улыбку.

— A то нтъ! воскликнулъ онъ. Сто лтъ буду перебирать и въ толкъ не возьму! Нтъ! Какова бестія! И Агафонъ ткнулъ пальцемъ въ погребецъ. — Чтобы ему разложить все въ сундук рядышкомъ! Нтъ, вишь анаема, что придумалъ. Одно въ одно. Соберешь со стола кучу, а уложишь, и нтъ ничего! Одна миска! Сто лтъ, говорю, буду выкладывать и эту бестію нмца поминатъ… Уложить рядышкомъ какой вдь ящикъ бы надо… сажонный. Такъ нтъ-же! онъ, анаема, вишь… одно въ одно… Прямая бестія, плутъ.

— Ну, Агафонъ, вотъ что… Соловья баснями не кормятъ. Давай скоре… терпливо, но угрюмо сказалъ Григорій Орловъ.

— Заразъ, пане, заразъ! отозвался Агафонъ, почти не обращая вниманія. Какъ были мы съ вами въ Вильн, помню я тоже эдакую штуку одинъ жидъ продавалъ.

— Ты болты болтать! закричалъ вдругъ Алексй Орловъ громовымъ голосомъ. Постой болтушка! И, живо подхвативъ старика за ногу и за руку, онъ поднялъ его, какъ перышко, на воздухъ, надъ головой своей.

— Ай!! Ай!! Убьешь! Ей Богу убьешь! Баринъ! Золотой! заоралъ старикъ. Общался никогда этого не длать. Стыдно! Григорій Григорьичъ, не прикажите. И старикъ, боязливо поглядывая съ верху на богатыря барина и на полъ, кричалъ на весь домъ.

— Разшибу объ полъ въ дребезги!.. крикнулъ Алексй и держалъ старика высоко надъ головой. Такъ какъ горница была низенька, то онъ, наконецъ, приперъ старика къ балясинамъ потолка.

— Гриша, пощекочи его…

— Голубчикъ! Баринъ! Ради Создате… Ай — ай!

— Пусти его, Алеша. Ей Богу сть хочется.

Алексй спустилъ бережно старика и поставилъ на полъ, но едва Агафонъ былъ на ногахъ, онъ нагнулся и началъ щипать его за икры.

— Бери сервизъ!.. Живо… Защекочу… Прямая оошка, болтушка.

Агафонъ увертывался вправо и влво, хрипливо хихикалъ и вскрикивалъ, поджимаясь для защиты икръ; наконецъ, онъ наскоро ухватилъ мисы и тарелки и, поневол пятясь отъ барина задомъ напередъ, кой-какъ пролзъ въ двери, но разронялъ приборы на порог.

— Ты, въ самомъ дл, ему руки не сверни какъ-нибудь… сказалъ Григорій, когда старикъ скрылся.

— Вотъ! Я вдь бережно… Зачмъ оошку калчить. Не даромъ онъ насъ на рукахъ махонькими таскалъ.

— Кости-то у него старыя… Не долго и изувчить, замтилъ Григорій.

Чрезъ минутъ пять Агаонъ появился съ подносомъ. Изъ большой мисы дымилась похлебка, изъ другой торчалъ хвостъ рыбы, въ третьей маленькой миск были печеныя яблоки. Лакей уже не боясь затйника барина, съ ужиномъ въ рукахъ, разставилъ все на стол, подалъ тарелки и приборы и, отошедъ въ сторону съ салфеткой на рук, сказалъ торжественно:

— Пожалуйте откушать на здоровье.

Братья порядливо, не спша, перекрестились и весело принялись за ужинъ.

— Вы кушайте, а я буду вамъ сказывать… что тутъ было съ часъ мста тому.

— Ну, теперь болтай, оошка, сколько хочешь, весело сказалъ Алексй Орловъ. Ты намъ сказывай, а мы будемъ тебя не слушать.

— Анъ вотъ и будешь… поддразнилъ его старикъ, поджимаясь и вытягивая шею впередъ.

— Анъ не буду! гримасой и голосомъ, удивительно врно передразнилъ его Алексй.

— Анъ будешь… Да еще обими ухами будешь слушать, и кушать перестанешь отъ любопытствія того, что я сказывать буду…

— Ну, ну, говори!

— То-то вотъ… Говори теперь… Да я не теб и говорить хотлъ! И презанимательная происшествія Григорій Григорьевичъ, обратился Агаонъ серьезно къ своему барину.

Вообще старикъ лакей хотя любилъ равно всхъ своихъ господъ, и маленькаго кадета Владиміра Григорьевича, и озорника, вчнаго спорщика и надсмшника Алекся Григорьевича, но уважалъ онъ только Ивана Григорьевича Орлова, старшаго изъ братьевъ, и потомъ боготворилъ своего барина Григорія Григорьевича, съ которымъ совсмъ не разставался уже за послдніе двнадцать лтъ ни въ Россіи ни за границей.