Уехал тогда из отеля, едва ярость сдерживая из-за ее очередной выходки. Порвать был готов. Но не за то, что из своей комнаты вышла, наоборот, меня ее натура бунтарская всегда восхищала. Просто самому себе признаваться в этом не хотел. Приказывал что-то, надеясь, что все равно не послушается, и каждый раз удовольствие от этого получал. А в тот день за каждый сальный взгляд австрийских ублюдков хотел и ее, и их по стене размазать. За то, что слюной изошлись, глядя на нее. Что каждый в своих грязных фантазиях ее на этом столе разложил уже… Да, бл***, я это читал по их жестам, судорожным движениям кадыков и дрожащим пальцам, которыми они узлы своих галстуков ослабляли. Знал, о чем каждый из уродов думал в тот момент, потому что и самого наизнанку выворачивало. От желания послать всех нахрен и взять ее прямо посреди номера. Под себя подмять и стоны выбивать вместо словечек дерзких.
Они молча уехали тогда, ни один и слова не посмел сказать, а у меня — бедлам полный, швыряет из стороны в сторону. Стерва мелкая с каждым разом все сильнее из себя выводила. Чувство, что на краю пропасти стою, и меня словно магнитом в нее тянет. Сил сопротивляться все меньше, потому что сигануть с высоты хочется. Не знал, что там, на дне, но чувствовал, что от одной мысли о чертовке этой дух захватывает. И за эту слабость, которая свои правила диктовать начинала, сам себя ненавидел. Решил тогда, что съеду из отеля, под замком ее держать буду и сдохну, но больше не приближусь. Осталось десять дней. Десять. И все… все на места свои встанет. Я слишком много жертв на алтарь этой мести положил, чтобы сейчас все вот так похерить из-за девки этой.
А потом мне ее папаша-ублюдок позвонил. В первую секунду я даже глазам не поверил, что это его номер на дисплее высветился. Долго думал, поднять ли трубку. Вертел телефон в руках, и уроду пришлось несколько раз набрать, прежде чем я ответил. Что же тебе так приспичило-то, Ахмед? За зад свой трясешься? Изворачиваешься, как на сковороде раскаленной.
— Да, Ахмед. Выкладывай давай, что надо. Я занят сейчас.
— Я все сделал, Граф… Считай, что твоя взяла. Хакерам твоим всю инфу слил, дочь верни…
— Я сначала проверю, что ты там мне насливал. Тогда и поговорим.
— Граф, бл***, что за фокусы? Мне терять больше нечего. За слова отвечать нужно. Когда я дочь получу?
— Ты не рыпайся, Ахмед. Здесь условия я ставлю. Сиди и жди указаний. Все, отбой.
Трубку бросил, а у самого земля из-под ног ушла. Как удар под дых. Перед глазами завертелось все, как адская карусель. Знал, что тварь не блефует. Знал, бл***, и понимал, что времени больше не осталось. Что придется свою часть сделки выполнять. И в тот же момент осознание острой стрелой пронзило, что я ее НЕ ОТДАМ. Нихрена. Не важно, что я и кому обещал. Пусть катится все к черту. Себя не узнавал и проклинал одновременно… За мысли эти, которые как ушат холодной воды. Столько времени держаться, чтобы сейчас, как ошалелый метался от этого порыва, дикого и примитивного.
А потом перед глазами вспышкой кадр, как она к отцу приближается, а мне остается только в спину смотреть… И все — решение молниеносно принял. Гнал тогда на всей скорости обратно. Туда, откуда несколько часов назад сбежать хотел. Мчал, чтобы себе и ей все пути к отступлению отрезать. Выбора никому из нас не оставить. Как помешательство какое-то, только я в каждом шаге отчет себе отдавал, хоть и действовал словно в дурмане. В одну секунду перевернулось все. Как с цепи невидимой сорвался.
Влетел в апартаменты и остолбенел от неожиданности…
Мелодия та, которую играла, до сих пор в голове по нотам звучит. С каждым тихим шагом все ближе подходил, чувствуя, что терпение на исходе. А как прикоснулся — словно током шибануло. Разрядом электрическим вдоль позвоночника. Сейчас по-другому все было. Не так, как раньше, когда сдерживался, чтобы через грань не переступить. Сейчас решил уже все… предвкушение каждый нерв оголило, набросился в приступе алчного голода, а когда понял, что невинна она — чуть на части не разорвало от безумного взрыва восторга. Понимать, что никогда и ни с кем до меня. Никого у нее до меня не было… не знает других. Первый я, и сейчас она мне себя отдала. Так безумно… так необдуманно… так по-сумасшедшему, и так, бл***, правильно. Потому что по-настоящему… Это все о ней. То, чего она так желала получить в ответ.
"Ты какой-то ненастоящий" Эти слова, которые в самолете тогда произнесла, по-другому зазвучали. И я вдруг понял, что мне до боли захотелось быть с ней настоящим. Какая-то болезненная потребность позволить себе начать жить… опять.
— Андре-е-е-й, — смеется заливисто и убегает, хоть и понимает, что все равно догоню.
В один из дней мы выехали за пределы города, в сторону Венского леса. Заснеженные деревья и воздух, от чистоты которого голова шла кругом. Отключил все телефоны. Знал, что миллион звонков будет. Подождут. Все подождут. Плевать. Нет ни для кого.
Она отбежала на несколько шагов, и через секунду я почувствовал удар в плечо. Это что сейчас было? Развернулся резко, а она засмеялась во весь голос.