А ему словно было все интересно. Все, что меня касалось. Все, что я делала и делаю, и даже собираюсь сделать. Он мог позвонить мне днем, чтобы спросить об этом. Или узнать о моем настроении и когда я в последний раз сегодня улыбалась. Конечно же, в ту минуту, когда он об этом спрашивал. Я улыбалась каждый раз, когда думала о нем.
Он часто смотрел, как я ем, смеялся, и я замирала от блеска в его глазах, от звука голоса, от тихого или хриплого "Александра". Он клал кусочки еды мне в рот, слизывал с моих губ джем или варенье, а иногда соус. Я смеялась и пачкала ему лицо, чтобы потом жадными поцелуями поедать с него это безобразие, наслаждаясь самой нереальной близостью с ним. Ближе не бывает.
Когда мы летели в самолете, я подумала о том, что это конец. Должно же все когда-нибудь закончиться… Наверное, пришел этот день. А потом поняла, что нет… И завтра нет, и послезавтра. Он меня не отпускал.
И я начала верить. Может быть, напрасно. Но я была слишком счастлива, а счастье не признает диссонанса. Оно ослепительно в своей эгоистичной красоте, и ему плевать на последствия.
Я смотрела, как Карина ставит фотографии матери на тумбочку в своей комнате. Поглаживая с любовью рамку большим пальцем и вытирая невидимую пыль. Она час назад приехала от брата Андрея, где гостила, пока мы были в Вене. Сказала, что отец посчитал небезопасным оставлять ее дома одну, и она прекрасно провела время с племянницей.
"Небезопасным?"
Да в этой крепости, по-моему, мухи без разрешения охраны не летают. Карина переставила портрет ближе к свечам.
— Я всегда беру ее с собой, когда уезжаю. Так мне кажется, что она рядом. Смотрит на меня.
— Она и так всегда рядом, — тихо сказала я, и почувствовала себя воровкой.
Стою тут с ней, в ее спальне, после того, как она с радостью бросилась мне навстречу, обрадованная очередным "сюрпризом" от отца и на скорую руку состряпанной причиной — я решила записать с ней диск, а отец готов вложиться в это мероприятие в виде подарка. А на самом деле у меня все тело саднит после безумной ночи с Андреем, и губы от поцелуев болят.
Я ворвалась в их жизнь и отбираю у нее отца, набиваясь при этом в подруги. Так отвратительно. Так низко и мелочно. Мне вдруг захотелось уйти из ее комнаты, но Карина заглянула мне в лицо и с беспокойством спросила:
— Ты такая бледная. Устала?
— Нет. Совсем нет. Я как раз все эти дни отдыхала, а потом Андрей… Андрей Савельевич пригласил меня к вам для записи и погостить на время зимних праздников.
— Ох уж этот папа. Балует меня в последнее время. Наверняка придется за это жестоко расплачиваться.
Она рассмеялась, а я подумала о том, что жестоко расплачиваться придется нам всем, когда она узнает, что происходит на самом деле.
— У тебя чудесный папа. Я бы хотела, чтоб у меня был именно такой отец. Он очень любит тебя.
— Да… любит. Это правда.
Карина тяжело вздохнула и снова посмотрела на портрет матери.
— Я очень долго этого не понимала. После смерти мамы я его ненавидела. Ненавидела так, что мне казалось, я лично могу убить его за то, что она умерла, а он остался в живых. Мне хотелось причинить ему боль за все, что со мной произошло. За каждого из тех уродов, что меня трогали… Хотела, чтоб он прочувствовал, каково это, когда тебя раздирают на части, а перед этим убивают мать на твоих глазах.
Я замерла, чувствуя, что она говорит нечто очень важное для нее. Скорее даже, говорит себе, а не мне.
— Каких уродов? — тихо спросила и подошла к ней сзади.
— Тех, что убили маму, а потом насиловали меня в машине.
Я судорожно глотнула сжатый воздух спальни, а она продолжила говорить. — Мне тогда казалось, что меня убили вместе с мамой. Я вроде как живая, но на самом деле, как ходячий мертвец, гниющий изнутри. Меня нет. Они измазали меня, изгадили, разорвали в лохмотья… И никого нет, с кем можно об этом поговорить.
Я невольно сжала ее плечи и теперь уже медленно выдохнула, не перебивая, давая ей говорить. Вот что ей снится по ночам… Вот почему плачет и кричит.
— Потом мне захотелось сдохнуть или забыться. Чуть на наркоту не подсела, представляешь? Настя помогла тогда. Ты помнишь Настю? Она была на моем дне рождения?
— Да. Я помню.
Настю я запомнила хорошо.
— Она с папой… Они давно уже вместе. Правда, делают вид, что между ними ничего нет, но я-то знаю. Не маленькая уже. Видела пару раз, как обнимались. Да и папа всегда с ней. Сколько лет уже. Настя… она бы ему подошла. Я так хочу, чтоб отец был счастлив, Лекса. Хочу, чтоб он улыбался, чтоб забыл обо всех ужасах, которые на нас обрушились. Забыл и начал жить, и, может быть, тогда и я смогу забыть. Я думаю, они поженятся…
Я почувствовала, как слегка закружилась голова и стало труднее дышать.
— Кто?
— Настя с папой. Он точно ей сделает предложение. Мне бы этого хотелось. У них все давно и очень серьезно. Настя в него влюблена.
Я сама не заметила, как разжала пальцы и опустила руки.
— Думаешь или знаешь?