Петля

Трофим клял либералов и зло стонал: «Слили революцию, суки! Слили!» Остальные скорбно кивали и пили пиво.

Антон тоже купил пива, присоединился к компании – со всеми, с кем лучше, с кем хуже, был знаком. Послушал упаднические реплики и не выдержал: «Нужно быть смелее. Лезть на них, а не митинговать. Революции на митингах не делаются».

Его тогда не услышали. Нет, услышали, конечно, но не поддержали. Трофим заторопился: «Надо бежать, эфир на “Эхе“ через полчаса». И другие, допив пиво, стали расходиться.

Антон остался. Сидел долго, подрагивая от возбуждения, крепко сжимая толстую кружку – был бы бокал, наверняка раздавил бы… Места литераторов заняли простые ребята, молодые и весёлые. Делились впечатлениями: для них это был первый митинг, впервые они оказались вместе с таким количеством единомышленников. Цитировали кричалки, тексты лозунгов, плакатов, говорили, что эта власть протухла, завтра капитулирует.

Антон ухмылялся, опустив лицо. Не капитулирует. Наоборот, сегодня она увидела, что народ не готов её валить, и теперь затянет петлю до предела. К президентским выборам будет тишь и гладь.

Так, в общем-то, и получилось. Внешне Москва бурлила, некоторые крупные города тоже иногда испускали струйки гневного пара, но это было узаконенное бурление. В рамках отведённого властью коридора. Согласованными маршрутами двигались десятки, а то и сотни тысяч. Медленным шагом, расслабив мышцы. Ходить вот так, как и митинговать на островной Болотной площади, можно было действительно сто лет. Без всякого толку.

Антон ходил вместе со всеми, подхватывал смелые речёвки, но, сам чувствовал, глаза его оставались тусклы. Это было противно – подстраиваться под общее бессилие. И накануне президентских выборов он написал в «Живом Журнале» пост под названием «Несколько мыслей о поведении в марте». Написал быстро, услышав по радио, что митинг на Лубянке, возле здания Центральной избирательной комиссии, который хотела провести оппозиция сразу после объявления результатов голосования, московской мэрией не согласован.

«Не согласован» – какая лицемерная формулировка. Говорили бы прямо – «не разрешён». Это лицемерие злило больше всего.

И на этой злости Антон за полчаса отстучал в компьютере свой текст. О том, что обязательно надо прийти к ЦИКу, прийти надолго, пока власть не отменит результаты выборов. А чтобы не замёрзнуть, нужно одеться потеплее, взять еду, палатки, дрова, печки-буржуйки (даже дал адреса трёх магазинов, где буржуйки продавались).

«Конечно, нас будут бить, – писал Антон, – поэтому лучше найти шлемы и сделать щиты. Лубянскую площадь будут охранять, и нужно найти снегоуборочную машину для прорыва милицейского кордона. Главное не бояться и помнить, что мы действуем в рамках Конституции, той Конституции, которую приняли после кровавого октября 93-го и которой нынешняя власть просто-напросто подтирается».

Советами Антона воспользовались единицы, и таких ОМОН хватал в первую очередь. В основном же люди пришли без вещей, в ботиночках и сапожках. Таких хватали тоже – впервые с начала декабря произошли массовые задержания. И довольно грубые, с заламыванием рук, ударами дубинкой, волочением по асфальту. Голос в диктофоне однотонно повторял: «Акция незаконна, просьба разойтись».

Законная акция происходила на Пушкинской площади, точнее, на её части – за спиной памятника автору оды «Вольность». Туда Антон, чудом избежавший автозака на Лубянке, добрался к окончанию. Но многие не разошлись, и тогда полиция стала действовать и там. Хватали, волокли, били…

Стало понятно: время президента-местоблюстителя Медведева, которого считали мягким, закончилось, вернулось время президента настоящего. Хозяина.

А через неполный месяц на Антона завели уголовное дело за ту запись в «Живом Журнале». Инициатором стал ныне прочно забытый, а в то время предельно активный персонаж, который создал несколько молодёжных движений, помогавших власти, гонялся по Москве за послом Эстонии во время истории с Бронзовым солдатом, безустанно искал врагов. Таким врагом оказался и Антон.

Уголовное дело увяло на корню, но Антону принесло настоящую известность. Теперь он был не репортёром-пешкой, не одним из сотен блогеров, не рядовым участником протеста, а яркой фигурой, чуть ли не мучеником режима. Его приглашали на «Эхо Москвы», его посты в «Живом Журнале» цитировали оппозиционные газеты и сайты.

Это могло бы льстить самолюбию. Тем более что стало поступать больше предложений написать о том-то или том-то; на банковский счёт, которым завершал Антон некоторые посты, капали ощутимые деньги. Но это напоминало буксующую машину, в бак которой подливают бензин. Так она может буксовать очень долго – рычать, разбрызгивать грязь, но ни на сантиметр не сдвигаться с места.