Петля Арахны (СИ)

Минута проходила за минутой, но Гермиона невзирая на усталость не могла уснуть. Лёжа на спине, она смотрела в тёмный потолок, на котором виднелись сумрачные блики от тюли и проникающий сквозь неё тусклый свет. Люциус лежал на боку, лицом к ней и она чувствовала, что он смотрит на неё, а потому в конце концов она тоже повернулась, вглядевшись в его сливавшиеся со светом луны глаза. На щеке у него ещё был шрам от задевшего его в ту ночь осколка, и, приподняв руку, она осторожно прикоснулась к нему пальцами, а затем и вовсе прильнула, оставляя поцелуй. Люциус порывисто прижал её к себе, губы коснулись её виска, лба, глаз.

— Спасибо, — расслышала она вдруг его голос, у самого своего уха; дыхание его было взволнованным. — Спасибо…

— Люциус, — выдохнула она, утыкаясь носом ему в грудь.

— Прости, если я…

Не позволяя ему договорить, она прижала пальцы к его губам и шепнула:

— Ей понравилось. Она… будет ждать его…

Губы Люциуса с новым пылом приникли к ней, руки нежно заскользили по её спине, плечам, обнимая её так трепетно, как ещё никогда, и Гермионе показалось, что рядом с ней был теперь самый чуткий мужчина, которого она когда-либо знала.

— Спасибо, что готов был на всё ради моей защиты, — сказала она то, что нескончаемо вертелось в её голове последние два дня.

— Я едва не погубил всё, — выплюнул он.

— Нет, — замотала она головой. — Нет, не вини себя, Люциус, пожалуйста. Ты сделал правильный выбор в конце концов, и я всегда готова быть рядом для этого… Именно так это и работает, понимаешь? Брак.

Погладив её по голове, он лишь оставил на её лбу поцелуй, и она услышала вскоре, как дыхание его выравнивается и как он начинает засыпать. Зевнув и сама, она тоже, закрыла наконец глаза, позволив сну начать затягивать себя в свои сладкие объятия.

Где-то там, в грудной клетке Люциуса, она различила уже в полусне, размеренный стук его сердца, бившегося будто бы в унисон с её собственным; и ей казалось, что оно и вовсе у них теперь одно на двоих, и что она сама в действительности была уже частью его плоти, подобно Еве созданной из ребра Адама, и что дух их тоже стал един, потому как прилепившись друг к другу, они не принадлежали уже сами себе, но стали чем-то гораздо большим и неделимым, чем всё, что было в их жизни до тех пор. А потом она заснула.

========== Глава 25. Долги наши ==========

Чёрная повозка, запряжённая шестью скелетообразными фестралами, пересекала в непроглядной вышине озарённое кровавым закатом майское небо. В повозке сидели двое: женщина лет пятидесяти, с властным взглядом бывших когда-то голубыми глаз, и старичок, совсем, казалось уже дряхлый и иссушенный в клетчатом костюме с убранными в нагрудный карман старомодными часами на золотой цепочке. Украшенная крупным сапфировым перстнем рука женщины уверенно сжимала волшебную палочку, и острый конец её был направлен прямо на старика, который взирал на свою спутницу с нескрываемым любопытством.

— Полагаю, вы уже поняли, Керберос, что мы с вами едем не на нашу помолвку? — изрекла женщина.

— Да, моя дорогая Нарцисса, — склонил тот голову, — я понял это, как только ваши фестралы свернули на северо-восток, ну и вот теперь, когда вы направили на меня палочку, конечно…

— Прекрасно, так вот сообщаю вам, дабы исключить какие-либо дальнейшие недоразумения: вашей женой я становиться не собиралась никогда, а данное путешествие станет для вас последним.

— И что же вы со мной собираетесь сделать, смею спросить?

— Мы с вами едем в Азкабан, — сказала Нарцисса, — это тюрьма в Северном море, в которой содержатся преступники со всей Британии и некоторых соседних стран…

— Да-да, дорогая моя госпожа, я знаю, что такое Азкабан, — прервал её тот. — Дорогуша рассказывала мне о своём брате. Ральф, кажется? Он сидит сейчас там.

— Именно так, — она сделала небольшой кивок. — Так вот, там я вас и оставлю.

— В тюрьме? — изумился Керберос; рот его растянулся в улыбке. — За что же, интересно, вы решили меня туда посадить?

— Не посадить. Вы там умрёте, — хладнокровно заметила Нарцисса. — Завтра на рассвете из Азкабана я уйду с уже упомянутым вами человеком — Ральфом Мальсибером, в вашем обличье. Вы же сами, Керберос, будете обращены в Ральфа и заживо похоронены во внутреннем дворе башни этой ночью, дабы я свободно смогла провести его через все обличающие заклятья.

— Какие страшные вещи, вы сообщаете мне, милочка! — охнул старик, в лице его, однако, не отразилось и капли страха. — Чем же я так не угодил вам, позвольте узнать, что вы готовы пойти на столь ужасное преступление?

— Тем, что неудачно подвернулись мне под руку три года назад, — ядовито заметила она. — И хватит уже называть меня «милочкой», иначе, клянусь Мерлином, ваше путешествие закончится раньше, чем мы туда доберёмся!

— Ах, ну всё, ну всё, не кипятитесь так! — запричитал тот. — Так, значит, вы с моей дорогушей, Миреллой, знакомы не только лишь потому, что обе британки?

— Нет, не только, — процедила Нарцисса.

— Стало быть, вы подруги?