Петля Арахны (СИ)

Нарцисса издала стон, и, не дожидаясь её ответа, Драко быстрым шагом направился вдоль рядов в направлении выхода из зала. Гермиона взглянула на Люциуса. Тот смотрел на сына с тревогой. Желваки играли на его челюсти.

— Подожди, Драко! — воскликнула Нарцисса, безуспешно пытаясь вырваться из цепей. — Позволь мне всё объяснить тебе!

— Нет! — отчаянно замотал он головой. — Нет… не могу тебя больше видеть!

Застыв на секунду в дверях, он бросил на неё последний взгляд.

— Драко! — крикнула она ему в след. — Постой! Пожалуйста!..

Дверь с грохотом захлопнулась, и в следующий миг со своего места сорвался Люциус. Торопливо он промчался меж рядов и выбежал вон. В зале воцарилась тишина. Гермиона взглянула на Нарциссу. Несколько мгновений та смотрела ещё на закрывшуюся дверь, после чего, будто бы почувствовав затылком пристальный взгляд Гермионы, обернулась.

— А ты что уставилась на меня, глупая грязнокровка? — с ненавистью, процедила она. Её всю трясло; прикованные к подлокотникам руки сжались в кулаки. — Осуждаешь меня?.. Думаешь, раз тебе удалось занять моё место, так ты справишься с ним лучше? Ничего подобного! — слюна брызнула у неё изо рта. — Пусть он изо всех сил и делает сейчас вид, будто признал тебя ровней себе, но заверяю: там, глубоко внутри, он никогда не сможет до конца принять, ни тебя, ни твоего ублюдка, что ты так опрометчиво от него понесла!..

— Тишина в зале суда, — раздался громовой голос Кингсли, и Нарцисса закрыла свой рот.

Гермиона лишь отвела взгляд.

— Итак, — вновь заговорил министр. — Если ни у кого нет возражений — предлагаю проголосовать. Кто считает, что подсудимая виновна?

Одновременно, как по команде, в воздух взвилось сразу пятьдесят рук.

— Единогласно, — гаркнул Кингсли, опуская и свою ладонь обратно на крышку стола. — Леди Нарцисса Малфой, вы приговариваетесь к двадцати пяти годам заключения в Азкабан в сектор «особого режима» без возможности амнистии или условно-досрочного освобождения. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.

***

Спустя полтора часа Гермиона прибыла в Малфой-мэнор. Когда заседание только закончилось, и она вышла из зала суда, Драко и Люциус молча стояли в конце коридора. Остановившийся взгляд Драко был обращён куда-то вдаль, тогда как Люциус неотрывно смотрел на сына, и Гермиона не посмела нарушить это мгновение. Она не посмела помешать им прожить их общую боль, остановившись в стороне, метрах должно быть в трёх. Люциус, правда, скоро заметил Гермиону, и она лишь кивнула ему, подавая знак, чтобы они отправлялись домой без неё, после чего, покинув в одиночестве Министерство, трансгрессировала к Лаванде, вновь любезно согласившейся присмотреть за Розой.

Когда же Гермиона перенеслась по каминной сети в поместье, оно показалось ей тихим как никогда, и, отнеся крепко спавшую у неё на руках дочь в детскую, она отправилась на поиски Люциуса и Драко, расслышав вскоре их голоса из-под двери кабинета, куда так и не отважилась в итоге зайти.

— Ты должен простить её, — говорил Люциус, — она всё-таки твоя мать.

— Простить? — голос Драко звучал надрывно. — Там… там была Роза, пап! В ту ночь, с вами! Чудо, что Гермиона отнесла её в детскую за мгновение до нападения… А что если бы они навредили ей? А что если бы Паркинсон убил Гермиону или тебя у неё на глазах?!

— Никогда больше не произноси вслух таких страшных вещей, Драко, — выдохнул тот.

— Но это так, папа! Она… сделала столько зла! Убила этого несчастного старика… А эта женщина… его дочь — я бы и в страшном сне такого представить себе не смог! И самое противное, что сам того не зная, я тоже во всём этом участвовал. Это ведь я всё про вас рассказывал ей! О том, что вы ищите домовика, что ты попросил меня провести собеседование с Алонзо, и всякие другие вещи… Получается, во всём, что приключилось с тобой и Гермионой действительно есть и моя вина!

— Это совсем другое, — тихо произнёс Люциус. — Ты не знал о её планах, и я не держу на тебя за это зла… Однако ты всегда был очень привязан к ней, и именно поэтому я прошу тебя проявить сейчас к матери сочувствие, даже несмотря на то, что она обманула твоё доверие. Ты же видишь — она, очевидно, впала в безумие, не смогла простить меня, в чём немало и моей собственной вины… Быть может, если бы тогда, на твоём дне рождения я выполнил её требование…

— Какое ещё требование? — прервал его тот.

— Она хотела, чтобы я дал ей непреложный обет, что не изменю своего завещания, — сказал Люциус.

— Что? Она просила тебя дать ей непреложный обет о моём наследстве?

— Да, и мне, вероятно, необходимо было согласиться. Быть может тогда, она удовлетворилась бы и не стала довершать свои планы… В конце концов она думала только о твоём благополучии, поверь мне.

— Нет! — Скрипнул стул; послышались беспокойные шаги. — Нет! Она думала в тот момент совсем не обо мне! Она была одержима ненавистью к тебе за то, что ты отдал её место грязнокровке!

Стоявшая за дверью Гермиона вздрогнула слегка.

— Не произноси больше подобных слов в этом доме, Драко, — мягко прервал его Люциус.