— Потребовав от тебя непреложный обет, она просто хотела привязать тебя к себе! — продолжал тот, пропустив его замечание мимо ушей. — Снова! Какая же она эгоистка!.. Как она… — голос его дрогнул. — Как она могла так поступить со мной?!
— Драко, — вздохнул Люциус.
— Я ведь… Я ведь так её любил! Так любил её, папа. А она… разбила мне сердце!
Шаги прекратились, послышался сдавленный всхлип, и негромко скрипнули о паркет ножки второго стула.
— Ну всё, — это был Люциус, — всё…
На несколько мгновений повисло молчание, прерываемое лишь редкими судорожными вздохами Драко; потом звякнули бокалы, и стулья скрипнули вновь.
— А между тем, — вздохнул Люциус, — учитывая, события ещё только грядущие, сколь же и неотвратимые, мне тоже нужно попросить тебя кое о чём…
— Неужели ты и правда собрался вновь пройти через суд?
— Это уже бесполезно обсуждать, — бросил тот, — но чтобы ты в полной мере понимал всю серьёзность моей просьбы, сынок, я должен сразу сказать тебе, что штрафом, мне отделаться навряд ли теперь удастся. Кингсли лучше удавится, чем даст мне уйти от него и в этот раз, а потому, я хотел попросить тебя, чтобы ты позаботился о Гермионе и Розе, в то время, пока я буду… отсутствовать.
— Но папа, почему ты так уверен…
— Просто обещай мне, Драко! Я не прошу тебя давать мне никаких непреложных обетов, но я должен знать, что в ближайшие, по крайней мере, пять лет, Гермиона и твоя сестра будут находиться в надёжных руках.
— Пять? — Гермиона в ужасе отпрянула от двери, сейчас же зажав себе рукой рот.
Поглощённые, однако, своей беседой отец и сын не услышали её, и вскоре, из кабинета вновь раздался взволнованный, но едва уже различимый голос Драко:
— Конечно, пап. Конечно, я обещаю тебе… обещаю…
========== Глава 29. Мать ==========
Гермиона не рассказала Люциусу о том, что услышала.
Когда он, закончив с Драко свой разговор, покинул кабинет — за дверью её уже не было. Она дожидалась их обоих в столовой, и они посидели там все вместе ещё немного за приготовленным на скорую руку обедом, после чего Драко сразу же отправился в Америку. Мать он не простил и навещать перед заключением в Азкабан тоже не стал. Люциус переживал. Гермиона чувствовала это и вечером, и следующим утром. Он был молчалив, напряжён, но оба они делали вид, что совсем не замечали этого.
Форсировать события, после неудавшегося разговора с Кингсли, Гермиона, также больше не пыталась. Люциус убедил её даже и не думать писать членам Визенгамота просительных посланий, как она хотела сделать это сперва, объяснив, что подобные действия её будут непременно расценены этими людьми превратно, какими бы дружескими их отношения ей раньше ни казались. А два дня спустя в поместье прибыл юрист, и Люциус подписал целый ворох пергаментных свитков, согласно которым благотворительный фонд «Серебряная выдра» должен был полностью перейти во владение Гермионы сразу после его суда.
Дни же тем временем пробежали один за другим. В заботах прошли среда и четверг, ознаменованные сразу тремя письмами из Министерства, сообщившими Люциусу и Гермионе о депортации Алонзо в Мексику, заключении Фрэнка МакКиннона в Азкабан и возвращении туда же Плегги Паркинсона, тогда как домовика его, Бэгзля, согласно решению Комиссии по обезвреживанию опасных магических существ было предписано усыпить, — у Гермионы в душе от этой новости ничего не дрогнуло, — а потом наступила пятница.
Всё утро они провели тогда вместе с Розой в саду Малфой-мэнора, наслаждаясь первым дыханьем ранней осени и любуясь уже подёрнутым желтизной лесом. Люциус играл с дочерью, отыскивая для неё в траве молодые жёлуди и разноцветные опавшие с дубов и клёнов листочки, пока, встав на четвереньки, не позволил забраться ему на спину, и та, заливисто смеясь, поехала по лужайке верхом на нём, ухватившись за ворот его рубашки. Оба они были такими красивыми — Гермиона никак не могла налюбоваться.
— Когда ты подрастёшь я куплю тебе этонского пегаса, — говорил Розе Люциус. — Ты обязательно должна играть в воздушное поло! Тебе это понравится.
Улыбаясь, он остановился в конце концов возле Гермионы, и та сняла раскрасневшуюся от счастья дочь с его спины, наслаждаясь этим сладким теплом их семейного очага и отчаянно стараясь забыть о завтрашнем дне, надвигавшемся на неё столь неотвратимо.
— Знаешь, я, тут подумал, — произнёс Люциус, растягиваясь рядом с ней на большом клетчатом пледе — солнце, заволоченное прозрачной дымкой перистых облаков, было уже в зените. — Я так давно не летал на метле. Ты не была бы против, если бы мы полетали немного после обеда?
— Конечно, нет, — сказала Гермиона. — По-моему это прекрасная идея: полетать над окрестностями, пока ещё не пошли дожди.
— Да, — кивнул он, прикрывая глаза, — да, пока не пошли дожди…
И побыв в саду ещё немного, они отправились в дом, где, пообедав, уложили Розу для полуденного сна, а сами, вооружившись двумя мётлами, вновь вышли на улицу, принимаясь медленно спускаться по зелёному склону к реке.