— Должно подействовать практически сразу. Но, что если под личиной господина Калогеропулоса не скрывается никто иной, как он сам?
— Что ж, значит, нам с тобой придётся потерпеть его ещё какое-то время.
— Если только он не захочет сейчас же уехать в Грецию после неудачного «лечения»! — сердито сказал тот.
— Ну, у тебя же наверняка есть какой-нибудь антидот, который позволил бы быстро решить эту неожиданную «индивидуальную непереносимость»? — язвительно спросил Люциус.
— Да, конечно, — уверенно кивнул Алонзо.
— Ну, вот и славно. Раз, по твоим словам, действие оборотного зелья должно прекратиться практически сразу — значит Калогеропулос и до туалета добежать не успеет. В том же случае, если он не обратится после этого в кого-то другого — мы сразу же дадим ему антидот так, что он опять же не успеет ничего толком понять.
Взяв свою трость, Люциус поднялся со стула.
— И всё же, — судорожно вздохнул Алонзо. — Я настоятельно прошу вас обдумать это ещё раз, прежде чем предпринимать какие-либо действия…
— Спасибо за твой совет, Луис, — сказал Люциус, похлопав его по плечу. — И не беспокойся за свою потраченную энергию, твоя премия в этом месяце будет увеличена вдвое.
— Ах, благодарю, — Алонзо расплылся в учтивой улыбке. — Это очень щедро с вашей стороны.
— Ну, вот видишь, как быстро могут решаться спорные для тебя вопросы, — подмигнул ему тот, покидая кабинет.
***
Следующие две недели Люциус полностью посвятил подготовке благотворительного вечера, на котором должен был присутствовать весь цвет магической Британии, включая министра магии Кингсли Бруствера и представителей наиболее влиятельных чистокровных семейств за исключением тех, кто всё ещё сидел в Азкабане. Этот вечер, ко всему прочему, должен был ознаменовать начало второго месяца пребывания в Британии Кербероса, и Люциус рассчитывал, что именно по его итогу, старик всё же соизволит передать свои деньги в Фонд. Поведение грека, однако, становилось с каждым днём всё более невыносимым, а неприятные предчувствия у Люциуса — всё острее, что наводило его на мысли о неизбежности проверки Кербероса «на подлинность», отчего и настроение его было крайне угрюмым.
Того же нельзя было сказать о Гермионе. Её настроение, напротив, с каждым новым, проведённым в лаборатории днём, становилось всё веселее и беззаботнее. Домой она возвращалась теперь в то же время, что и Люциус, рассказывая ему за ужином о своих плодотворных исследованиях и пересказывая шутки, которые в течение дня отпускал Алонзо. Сказать, что Люциуса устраивало такое положение вещей — было ничего не сказать. Удачным стечением обстоятельств он будто бы убил сразу двух зайцев: мало того, что, будучи при деле, Гермиона перестала терзать его своими тягостными размышлениями, на которые у него элементарно не хватало сейчас ни времени, ни сил, так ещё и вероятность её столкновения с Миреллой сама собой свелась к нулю, поскольку доступ к лаборатории имели только её непосредственные сотрудники. Кроме всего прочего, Люциусу было просто приятно видеть по возвращении домой на лице жены улыбку, а не хмурое выражение, которое у неё частенько бывало весь последний месяц.
—…Луис сегодня провел исследование одного из моих старых образов, формулу которого он изменил неделю назад, и это зелье очень хорошо растворило кошмар, представляешь?! — воодушевлённо сказала Гермиона, в один из таких вечеров, когда до благотворительного ужина оставалось два дня.
Люциусу тогда пришлось поесть в ресторане на деловой встрече, а потому он просто сидел у камина с Розой на руках, пока Гермиона завершала приготовленную для неё мистером Бэгзем трапезу.
— …Он сделал его спектромагический анализ и будет расшифровывать завтра, — продолжала она. — Надеюсь, у него всё получится. Я так рада, что моя работа всё же прошла не зря.
— Ну, а как поживают фантазии Рона? — Люциус посчитал правильным проявить интерес. Палочкой он лениво колдовал в воздухе мыльные пузыри, которые Роза уже несколько сонно хлопала ладошками.
— Пока я только изучаю те образцы, которые мне прислала Лаванда. Но Луис говорит, что я могу постепенно начать добавлять в них готовые препараты. Посмотрим, как они поведут себя…
— Что ж, это прекрасно, — монотонно произнёс тот и, усмехнувшись, добавил: — Вижу, ты уже не считаешь мистера Алонзо захватчиком твоих владений?
— Теперь я понимаю, как это глупо было с моей стороны, — на щеках Гермионы проступили красные пятна. — У него действительно талант к зельеварению. Он дал мне столько полезных советов за это время! Давно я не видела столь увлечённого своим делом человека…
— Я рад, что вы нашли общий язык, — кивнул Люциус, откладывая палочку в сторону, и погладил засыпающую на его руках дочь по голове. — Надеюсь только, что он больше не называет при тебе пациентов подопытными?
— Ах, Люциус, ты же сам говорил, что он мексиканец и английский не его родной язык. Да и потом: подопытные, испытуемые… Я хочу сказать, — она запнулась. — Экспериментальное лечение, которому мы подвергаем этих людей, по сути ведь и есть опыт, на который они согласились добровольно, не так ли?