– Я не удержусь, – выдыхает она и падает раньше, чем мы успеваем что-либо сделать. Ее красное платье вздымается и колышется в воздухе. Акими грузно приземляется на спину, и мы слышим жуткий треск ее правой лодыжки.
– Акими! – Игби подбегает к ней.
– Черт, черт, черт! – шипит она сквозь стиснутые зубы.
– Дерьмо! Ты в порядке?! – спрашивает Игби, падая рядом на колени.
– Правая лодыжка, она сломана, черт, я знаю, что сломана. Вот дерьмо, лодыжку сломала!
– Ребята, – обращается к нам Пандер, стоя на краю пыльной дюны, – нам нужно двигаться, сейчас же.
Я поднимаюсь на дюну к Пандер, утопая ногами в мелкой грязи, и смотрю туда, куда она указывает. В нашу сторону по грязной земле движется небольшая группа из пятнадцати-двадцати солдат, одетых в черное, с УЗП на груди.
– Что они здесь делают? – недоумевает Кина. – Здесь на мили вокруг ничего нет.
– Думаете, они за нами? – спрашивает Малакай, присоединяясь к нам на дюне.
– Давайте не будем это проверять, – предлагаю я.
Мы быстро ложимся на землю, с легкостью сползая вниз к остальной группе.
– Акими, мне очень жаль, но нам нужно уходить, сейчас же, – говорит Малакай, подбегая к ней и наклоняясь, чтобы взять ее за руки. – Сможешь переложить вес на здоровую ногу?
– Попробую, – отвечает Акими, тяжело дыша.
Малакай поднимает ее на ноги, и мы движемся к склону, в противоположную сторону от тюрьмы и солдат. Акими хромает и прыгает, насколько это возможно, Игби придерживает ее с одной стороны, а Малакай – с другой.
Потребовалось немало времени и усилий, чтобы взобраться на пыльный холм, и еще больше – чтобы спуститься с него; кажется, минула целая вечность, но вот мы видим впереди вход в крысиный туннель и железнодорожную платформу деревни.
Минут через десять мы наконец добираемся до платформы и ненадолго останавливаемся на привал.
Пытаясь отдышаться, один за другим мы начинаем улыбаться. Я смотрю, как сбежавшие заключенные оглядываются, жадно дыша свежим воздухом свободы, и восхищаются красным солнцем на линии горизонта. Они обнимаются, прыгают и радуются, Пандер пританцовывает, и Акими, несмотря на боль, радостно смеется.
Несмотря на пережитое, я не могу сдержать улыбки, наблюдая, как эти молодые люди, некогда смирившиеся с жизнью в заточении, в одиночестве, с участью раба для жатвы энергии, теперь искренне радуются свободе.
И хотя где-то там идет война, в этот момент мы по-настоящему счастливы, и на ум приходит мысль, что лучше быть свободным в рушащемся мире, чем рабом в утопии.
Единственный, кто не радуется, – это малыш Блю. Он сидит на земле, скрестив ноги и прикрыв лицо руками. Я знаю, что он винит себя в смерти Мейбл. Я тоже виню себя. Мне жаль его: бремя, которое он возлагает на свои молодые плечи, разрушительно.
Улыбаясь, я оглядываю группу ликующих беглецов. Я позволяю себе на мгновение почувствовать себя счастливым. Потом я поговорю с Блю, постараюсь объяснить ему, что смерть Мейбл не его вина. Глубоко вздохнув, я снова улыбаюсь. Ощущение счастья, которое я испытываю в данный момент, резко обрывается, когда я вижу Тайко: он освобождается из объятий, смеясь, и поворачивается ко мне. Прищурившись, достает из комбинезона пистолет и направляет его прямо на меня.
«Я был прав, – думаю я, похолодев от испуга, – все это время он и правда планировал убить меня». Я знал это с самого начала, надо было доверять своим инстинктам. Не стоило выпускать его из камеры.
– Постой, – только и могу вымолвить я слабым и тихим голосом.
Я не успеваю отреагировать, как Тайко выхватывает детонатор у меня из рук.
День 1 вне Аркана
Я чувствую, как дротик транквилизатора просвистывает мимо моего уха, оборачиваюсь и вижу, как мужчина лет пятидесяти, лысеющий, в белой рваной рубашке и красном галстуке, пошатываясь и непрестанно моргая, падает на землю. Все застыли, молча переводя взгляд с Полоумного на Тайко и обратно.
Дрожащей рукой он переводит курок и на этот раз целится четко в меня.
«Вероятно, он взял пистолет с транквилизатором в моей камере. Как же я не заметил, что забыл его?»
– Почему ты меня выпустил? Ты же знаешь, я жажду твоей смерти, так почему?
Я открываю рот, чтобы ответить, но не могу подобрать правильных слов; сам не знаю, почему освободил его, когда логичнее было бы оставить его умирать.
– Не знаю.
– Ты убил моего брата, – говорит Тайко дрожащим голосом, – столкнул его с крыши Вертикали «Черная дорога».
– Тайко, послушай. Знаешь, что обнаружила Хэппи, проводя диагностику вероятности? Всего четыре процента – вероятность того, что я убил его.
– Пустые слова из уст лжеца, – рычит он на меня.
– Но это правда. Единственной причиной, по которой меня осудили, было мое признание.
– Ложь! – кричит Тайко, зажмурившись так крепко, что слезы текут по его щекам. – Я видел кадры с паноптической камеры брата, я видел, как ты толкнул его!
– Ты видел, как человек в маске толкнул его.
– И кто тогда это был? Зачем тебе брать на себя вину за чужое преступление?
– Потому что это была моя сестра Молли, – отвечаю я, вспоминая тот момент на крыше.