Петля будущего

Кина ускоряет шаг и идет наравне с Малакаем впереди группы. Чувство ревности возвращается ко мне, теперь гораздо сильнее. Я подавляю его, напоминая себе, что у меня нет к Кине особых чувств, но ее смех, что бы он там ни сказал, заставляет меня усомниться в том, что я честен с самим собой.

«Повзрослей, идиот», – говорю я себе.

Мы идем уже около часа, мимо дачного поселка и через вертикальные фермы высотой в сотню метров, останавливаемся и выкапываем морковь в одном из лотков. Обычно, когда электричество работает, сельскохозяйственная ферма в форме чертова колеса беспрерывно вращается на невероятно медленной, едва уловимой скорости, выращивая таким образом урожай для всего города, не занимая при этом огромных площадей под земли, обрабатываемые старинными методами. Я помню, как однажды летом мы с сестрой пробрались к одному лотку с картофелем, даже несмотря на то, что каждый год в новостях появлялись сообщения о том, как дети падают сверху и разбиваются насмерть. Мы лежали в этом лотке на спине, пока огромный механизм поднимал нас в небо и медленно опускал вниз. Нас тогда поймали дроны-охранники; они отсканировали наши личности и отправили информацию Маршалам, и нам пришлось пятнадцать дней проработать на ферме, бок о бок с роботами, чтобы оплатить наши штрафы. Но оно того стоило, и через пару месяцев мы это повторили.

Мы продолжаем идти, и по мере того как усиливается в воздухе запах горения и химикатов, как звуки разрушающихся строений и бушующих огней становятся все оглушительнее, – нарастает и напряжение между нами. Нас переполняет страх, и мы уже сомневаемся в наших выводах насчет вакцины: вдруг кто-то из нас превратится в безумца с моргающими глазами и улыбкой до ушей и мы набросимся друг на друга, как бешеные собаки?

Рука болит вот уже несколько часов, мышцы до дрожи сводит судорогой от того, что приходится так долго держать их в одном положении. Я стараюсь об этом не думать, но чем больше я заставляю себя игнорировать боль, тем больше на ней концентрируюсь. Я не уверен, как долго еще смогу удерживать кнопку детонатора.

И, словно читая мои мысли, Кина замедляется и ждет, пока мы поравняемся.

– Как рука?

– Нормально, – лгу я, пожимая плечами.

Рассмеявшись, Кина берет мою руку в свои ладони.

– Осторожно, – прошу я, в ответ она лишь закатывает глаза.

Кина забирает детонатор и, улыбаясь, говорит:

– Я буду осторожна, не переживай.

– Спасибо, – отвечаю я, улыбаясь в ответ.

И вдруг я слышу звук в своей груди: один длинный сигнал и три коротких. Клянусь, мое сердце остановилось. Кина смотрит на меня широко раскрытыми глазами:

– Я не отпускала, Лука, я не…

– Все в порядке, – отвечаю я, переведя дыхание. – Не знаю, что это было, но я в норме.

Кина выдыхает с облегчением.

– Ты напугал меня до чертиков!

– Все хорошо, – успокаиваю я ее, – порядок.

Мы оба нервно посмеиваемся, пытаясь не обращать внимание на сбой. Мы продолжаем путь и вот уже доходим до окраины города.

Здесь рельеф круто спускается вниз в район грязных улиц, где бездомные обычно строят свои хижины и лачуги из металлолома и пластика, выкачивая электричество из запутанных масс проводов и самодельных блоков предохранителей, которые змеятся из Вертикалей, и их опасно истертые кабели провисают в лужах густой коричневой воды.

Ирригационная система представляет собой собранную вручную сеть труб и канав, по которым стекают грязные сточные воды домов. Далее, мимо Вертикали, устремляющейся в небо, железнодорожные пути теряются в трущобах. Я стараюсь не замечать темно-красный цвет воды, струящейся вдоль деревни бездомных, стараюсь не слушать крики, доносящиеся из глубины города.

Пение Пандер затихает, а затем и вовсе прекращается, когда мы все останавливаемся, глядя на разрушения.

– Ладно, – говорит Пандер, глубоко вдохнув, – сделаем это.

– Я не могу, – Акими стонет из хвоста группы, поддерживаемая Подом и Игби.

– Что ты хочешь сказать? – спрашивает Пандер со странной смесью огорчения и понимания в голосе.

– Я не могу идти, нога болит. Думаю, дело плохо.

Мы молча оглядываемся, надеясь, что кто-то найдет верное решение, что вот появится взрослый человек, который посоветует нам, что делать.

Я думаю: «Мэддокс знал бы, что делать». Хотел бы я, чтобы он был здесь, чтобы дожил до этого дня и сбежал с нами.

Малакай выступает вперед.

– Ложись, – говорит он, – давай посмотрим.

Под и Игби помогают Акими присесть, она опускает правую лодыжку на землю, испуская жалобный стон.

– Как же больно, – выдыхает она.

– Нам придется снять ботинок, – объясняет Малакай. – Веселого будет мало.

Акими кивает, скрежеща зубами:

– Давай.

Малакай медленно развязывает шнурки ее ярко-белых кроссовок. Я сажусь рядом и беру ее за руку.

– Сожми мою руку, когда будет больно, – говорю я ей.

Малакай берет кроссовок за подошву и, как только начинает тянуть его на себя, Акими орет, тисками сдавливая кости в моей руке. Мне тоже хочется закричать, но, прикусив губу, я стараюсь не выдавать себя, и все же невольно морщусь от боли, что привлекает внимание Кины. Я заставляю себя сидеть неподвижно и улыбнуться ей в ответ.