Попытался встать со стула и пересесть на диван. Ему удалось "угадать эту мелодию" только с третьей попытки. Всё кружилось, вертелось, и мчалось колесом. Шкаф, кресла, диван, телевизор, люстра вперемешку с лицами брата и Денисова закрутили бешенный хоровод, всё увеличивая и увеличивая темп. Трудно сказать, сколько продолжалась перед глазами эта свистопляска. В тело будто начали впиваться мелкие иголки, вызывая крупнозернистые мурашки.
А минуты текли, капали, исчезали в вечности за пьяным бессмысленным разговором. Вдруг, среди пляшущей мебели Генка умудрился различить ползущую в сторону туалета Лёшкину фигуру. "Пьяная черепаха" – мелькнуло в голове. Через какое-то время из туалета донеслись звуки утробно-желудочных фанфар, – гимн здоровой природе желудка, изгоняющего проникшего внутрь врага. М-да, "блевонтина поднимала паруса". Минуту спустя, видимо воодушевленный примером, друга, от стола отделился Игорь и, подпирая падающие на него стены, стал прокладывать дорогу к вожделенному унитазу. Ну, вылитый матрос на палубе во время шторма.
За братом настала и его очередь. Он очень старательно пытался удержать рвотный рефлекс. И потом, необходимо было выдержать паузу. Не пугать же унитаз одновременно втроём. Впрочем, природа брала своё. Остатки не до конца переваренного завтрака вперемешку с "Кавказом" все-таки допрыгнули до горла и обосновались во рту. Как раненый олень, переставляющий заплетающиеся ноги, Генка поскакал проложенным собутыльниками маршрутом.
Лёшка, отстрелявшийся первым, уже отползал от туалета в сторону маленькой комнаты, в которой стояла кушетка. С чего бы это у человека вдруг резко обнаружилась потребность принять горизонтальное положение? Но Лёха, помнится, не успел освободить узкий коридор и, стоя на четвереньках, перегораживал его. Боровшийся с качкой Игорёк не мог не споткнуться о живое препятствие. Орошая обои рвотной массой, "морячок" рухнул на палубу.
В каком-то неимоверном антраша Генке все-таки удалось перемахнуть через копошащиеся тела и прорваться в ванную комнату. Счёт шел на секунды, и до унитаза было не дотянуть. Тем более, мешали друзья. В мгновение ока рука выдернула из-под ванной таз для стирки белья, и он удачно метнул в него харч, не запачкав кафель и плитку. Бинго!!!
Что было потом, – помнится с трудом. Конечно же, они расползлись по предметам мебели, позволявшим принять положение риз. Мутило, желудок сокращался, но блевать было уже не чем. Когда приподнимал веки, всё, что попадало в поле зрения, плясало в половецкой пляске. Постепенно сознание отключилось…
Когда оно вернулось, долго не мог сообразить, где он и что с ним происходит. В квартире царил сумрак, за окном в соседних домах зажигались огни. Обвёл мутным взглядом комнату, различил на столе контуры бутылки и трёх стаканов.
– А, – хрипло выдавил Генка из себя, – понятно… мужики, есть кто дома? Типа: всем выйти из сумрака.
Как пишут в романах, молчание было ему ответом. Встал с дивана и, потирая гудящую как пустой бидон, после удара по нему, голову, поплёлся искать собутыльников. Повключав во всех комнатах свет, обнаружил лежащего ничком на диване в большой комнате Игоря. Голова бедолаги и левая рука свесились вниз, с пальцев на пол в кучку рвоты стекала какая-то слизь. Настенные часы показывали начало седьмого. До прихода Лёшкиных родителей оставалось меньше часа. Гена еле растолкал брата. Игорь вперился в него невидящим взглядом и видимо долго соображал, кто перед ним.
– Всё, Игорёк, собирайся, скоро Лёхины предки придут, давай домой, – заплетающимся языком выговорил Гена.
– А Лёха?
В ответ на это Денисов пропел из другой комнаты:
– "И мы должны понять, что надо нам стремиться к тому, чтоб твердо знать, когда остановиться, а если понял, подставляй стакан, но только не напейся пьян"!!!
Тут хозяин квартиры появился на пороге и попросил, чтобы братья скорей убирались восвояси, ибо предки на подходе.
Когда Николинины возвратились домой, быстро юркнули в свою комнату и сделали вид, что засели за уроки. Ни мама, ни бабушка ничего не заметили. А вот Денисова не пронесло.
Как он потом рассказывал, едва выпихнув ребят за порог и, как ему показалось, убрав основные следы преступления (не будучи уверенным, что замытые обои и ковёр высохнут до прихода родителей), он отправился на свежий воздух. Часа два бродил под легким, сыпавшимся с неба, снежком. Морозный воздух бодрил, но Лёшка все же замерз. Ничего не оставалось, как идти домой.
С замиранием сердца повернул в замочной скважине ключ. По словам Лёхи, он напрасно лелеял надежду, что родители ничего не заметят. Переступив порог, столкнулся с суровым взглядом мамы, вышедшей в коридор встречать злоумышленника. Всё сразу понял. Глазки забегали. С видом нашкодившего первоклашки стал снимать пальто и обувь. Мама, подбоченясь, многозначительно молчала. Жалкую попытку улизнуть в свою комнату она пресекла строгим вопросом:
– Может, потрудишься объяснить, что здесь произошло?