Петр I

Но чтобы Московское государство не осталось без главы, они решились освободить из монастыря царевну Софью и со временем, после принесения [ею] присяги и прилюдного обещания исполнить некоторые их требования или дать им вольности, возвести ее на престол, где ей должен помогать ad Gubernaculum respublicae <в управлении государством – лат> изгнанный князь Василий Голицын, а диакон Иван Гаврилович должен вступить в брак с царевной Марфой, каковой сразу должен быть признан перед стрелецким головой.

Для подкрепления всех вышеозначенных махинаций в недавнее время вышло решение, по которому разосланные доверенные люди стрельцов объявляли в ближних и отдаленных поселениях о смерти царя, как если бы она действительно произошла, простому народу, а также под предлогом угрожающего нападения сопредельных королей требовалось надежно перекрыть и охранять все дороги из Польши и Риги, чтобы их вел. не могли прибыть в страну до тех пор, пока люди высокого и низкого звания, а также светские и духовные лица не будут поставлены в ней по своим местам и пока царевна Софья тем самым не утвердится в своем правлении.

После полного розыска и узнав от допрошенных о столь опасных покушениях, царь велел ранним утром забрать из монастыря и дворца первую приближенную царевны Софьи, горничную девушку Fiera, и горничную царевны Марфы Schukowa, и привезти их для пытки в Bebraschensko; обе при первой же угрозе признались во всем, в том числе они показали, как и прочие, что бунт был вызван только великой ненавистью к Лефорту и множеству присутствующих здесь немцев. Тем временем ночью был схвачен диакон Иван Гаврилович и обер-лейтенант Karpakow. Первый из оных уже был допрошен, но пытке не подвергался. Второй же вынес кнут, дважды был пытан огнем и калеными щипцами, однако не сделал даже малого признания, более того, он, претерпев столь жестокие муки, почти испустил дух, так что по милостивому повелению царя срочно был доставлен в Bebraschensko доктор Карбонариус из моей свиты, дабы разными целебными средствами он привел умирающего в чувство и вернул ему силы, чтобы можно было пытать его в третий раз.

Однако вызванный Карбонариус, исполняя милостивое повеление, достиг лишь того, что по неосмотрительности оставил нож, использованный им при приготовлении лекарства, возле арестанта, и тот на другое утро нанес себе смертельный удар, ножом перерезав себе горло; многие пожелали истолковать это в неблагоприятном [для Карбонариуса] смысле, и особенно большие подозрения вызвало то, что Карбонариус, единственный из здешних лекарей, два-три раза в неделю направлялся князем Ромодановским в Новодевичий монастырь к царевне Софье по ее просьбе. Что, а возможно также и in odium religionis catholicae <ненависть к католичеству – лат поскольку его коллеги привержены кальвинистской и лютеранской сектам, способствовало discursus formirn формированию преднамеренных выводов – лат>, достаточных для сильнейшего предубеждения против Карбонариуса, однако он не может быть обвинен даже в самых малых изменнических помыслах. Царевич 3-го дня сего месяца отнят у царицы родной и любимой сестрой царя и, как говорят, его дальнейшее воспитание может быть доверено князю Борису Алексеевичу Голицыну. После того царицу, как говорят, строго расспрашивали о том, по каким причинам она не подчинялась неоднократно присылавшимся из Амстердама письменным царским повелениям удалиться в монастырь, или же кто-то ее удержал? Ее извинением и смиренным ответом было то, что она не исполнила с должным повиновением приказа удалиться в монастырь лишь потому, что хотела, чтобы несовершеннолетний царевич, дотоле вверенный ее материнской заботе, был отдан под присмотр, назначенный самим его вел. царем, а на нее впредь уже не возлагалась бы ответственность. Ей милостиво разрешено было назвать один из двух предложенных на выбор монастырей, и кроме того, не совершать постриг, не обрезать волосы, как это принято, и разрешалось носить светское платье; так что она незамедлительно, хотя и в сильнейшем огорчении, покинет дворец и отправится в суздальский монастырь⁸, за 36 миль отсюда. Царевну Софью, как говорят, отправят в другой, и, сказывают, она уже в третий раз затеянным мятежом так ожесточила и озлобила душу царя, что решение против нее принято бесповоротно.

Его царек, вел., услышав об этом едва ли вообразимом предательском покушении, сказал, что будет своей рукой казнить изменников в виду всего русского народа на построенных для сего помостах.