На царе, как и на всех других провожавших, поверх его коричневой повседневной одежды был черный плащ, а всегдашняя его шапка повязана была черным флером. В таком порядке покойника отвезли в католическую церковь, ибо он был католиком. Там отпевал его и служил над ним один иезуит. Католическая церковь весьма красивая, каменная, находится в Немецкой слободе. Трудно описать, до чего смешон был этот похоронный поезд как на пути в церковь, так и по дороге обратно.
После полудня царь вместе с великим канцлером и вице-канцлером пришел ко мне на дом для тайных переговоров и по окончании конференции пробыл у меня до 8 часов вечера.
Февраль
<…>
5-го. Царь катался по Немецкой слободе. Он велел привязать друг к другу 50 с лишком незапряженных саней и лишь в передние, в которых сидел сам, приказал запрячь десять лошадей, в остальных санях разместились важнейшие русские сановники. Забавно было видеть, как, огибая угловые дома, сани раскатывались и то тот, то другой седок опрокидывался. Едва успеют подобрать упавших, как у следующего углового дома опять вывалятся человек десять, двенадцать, а то и больше. Царь любит устраивать подобного рода комедии – даже, как сказано выше, и тогда, когда занят самыми важными делами, которыми между тем ведает один, ибо как на суше, так и на море должен сам все делать и всем распоряжаться, притом решать и текущие государственные вопросы. Что же касается его невежественных, грубых подданных, то от них царь имеет мало помощи, зато лично одарен столь совершенным и высоким умом и познаниями, что один может управлять всем. <…>
11-го. Уведомившись рано утром, что для сопровождения меня на аудиенцию великий канцлер Головкин прислал ко мне лишь секретаря, я, ввиду отсутствия в данном случае всякой торжественности, предпочел отправиться на аудиенцию один, почему и велел сказать секретарю, что я еще не готов, что прошу его ехать вперед, а что сам поеду через час. Затем секретарь уехал. Спустя некоторое время отправился и я в Преображенскую слободу, или предместье, где находился царь в своем убогом упомянутом и описанном выше доме. У дверей, лишь только я прибыл, встретил меня секретарь и повел на так называемый Головкинский двор, находящийся шагах во ста от царского домика. Когда граф Головкин прислал мне сказать, что пора на аудиенцию, я поехал на царское подворье в экипаже, а секретарь предшествовал мне пешком. Как я вошел в комнату, смежную с царской, граф Головкин вышел ко мне туда, встретил меня и ввел к царю. Не будучи еще готов, царь стоял полуодетый, в ночном колпаке, ибо о церемониях он не заботится и не придает им никакого значения или по меньшей мере делает вид, что не обращает на них внимания. Вообще в числе его придворных нет ни маршала, ни церемониймейстера, ни камер-юнкеров, и аудиенция моя скорее походила на простое посещение, нежели на аудиенцию. Царь сразу, безо всякого обмена предварительными комплиментами, начал говорить о важных предметах и с участием вице-канцлера стал обсуждать государственные дела. При этом, не соблюдая никакого порядка, мы то прохаживались взад и вперед по комнате, то стояли на месте, то садились.
Предместье, где находится царский дом, в котором царь дал мне аудиенцию, называется Преображенской слободой, ибо состоит она из бараков и домов Преображенского полка, главной царской гвардии. Когда полк в Москве, в Преображенской слободе живут его офицеры и солдаты, когда он в походе, там остаются их жены и дети. Среди этих-то бараков, на маленьком холме, стоит деревянный царский домик, вокруг него расставлено небольшое количество металлических пушек.
Накануне капитан царского флота, норвежец Бессель, пригласил меня на свою свадьбу, но в самый день свадьбы царь с утра послал сказать всем званым, в том числе и мне, что произойдет она в доме князя Меншикова и что мы должны явиться туда. Жених и невеста, ввиду предстоящих им новых приготовлений по этому случаю, пришли в немалое замешательство. Маршалом на свадьбе был сам царь, а я, по русскому обычаю, посаженым отцом жениха. Царь охотно соглашается бывать маршалом на свадьбах, чтобы не быть вынужденным подолгу сидеть на одном месте: вообще продолжительное занятие одним и тем же делом повергает его в состояние внутреннего беспокойства. В качестве маршала царь с маршальским жезлом в руке лично явился за женихом и невестой и повел их венчаться.
На свадьбе было весело, танцевали все вперемежку: господа и дамы, девки и слуги. Царь, как уже много раз бывало на подобных собраниях, неоднократно являл мне знаки великой и особливой своей милости. Вечером он сам сопровождал молодых домой. По пути на улицах пили и весело плясали под звуки музыки. <…>