Петр I

На следующее утро я имел честь встретить в Канцелярии иностранных дел посланника от хана калмыков¹. Это был человек свирепого вида, наголо выбритый, за исключением косы, ниспадавшей на воротник. Простершись ниц, он представил великому канцлеру от своего повелителя, царского вассала, свиток бумаги, что сопровождалось в течение некоторого времени каким-то невнятным бормотанием. Некий еврей переводил сие приветствие великому канцлеру, который лишь коротко ответил: «Это очень хорошо». После сей церемонии посланник снова насупился и лишь немногими словами отвечал на те вопросы, каковые мы позволили себе задать ему. Мне сказали, что он привез в подарок царю железный стул отменной работы, а царице от ханши шелковые ткани вместе с фигами и другими плодами их страны.

Расставшись с сим малоприятным обществом, я направился, как это делается у всех цивилизованных наций, засвидетельствовать свое почтение первым вельможам двора. Здесь следует заметить, что в Московии не принято объявлять о пришедших с визитами, и поэтому весьма затруднительно видеть важных персон. Сие было совершенно для меня неизвестно. Поэтому, придя как-то раз к одному боярину, чьи слуги не пожелали доложить обо мне, я был принужден оставаться во дворе и замерзать там от холода, дожидаясь, пока хозяин выйдет из дома. Когда я обратился к нему с приветствием, он спросил, что мне надобно, и на мой отрицательный ответ сказал: «Мне тоже нечего вам сказать». Хотя подобные манеры не очень-то мне нравились, я решился на еще один визит, к другому московиту, который, едва услышав название моей страны, без обиняков заявил: «Я никого там не знаю, и для вас лучше адресоваться к тем персонам, кои рекомендованы вам». После столь нелюбезного приема у меня пропала всякая охота к визитам, и я решил никуда не ходить без приглашения, кроме министров, с коими был связан делами и которые оказывали мне всяческую учтивость. На следующей неделе оба моих новых знакомца встретились мне при дворе, и, видя, что его величество довольно долго и весьма милостиво разговаривал со мной и велел генералу Апраксину выказывать мне всяческое внимание, они сразу же подошли и униженно просили прощения за свой промах, щедро предлагая всю имевшуюся у них водку.

Однако беседа наша продолжалась недолго, поелику мое внимание привлекла кронпринцесса, происходившая из Брауншвейг-Вольфенбюттельского дома². Я был очарован манерами сей особы: кроме изъявления всяческого почтения их царским величествам и чрезвычайной учтивости ко всем остальным, ее исполненное во всем чувство собственного достоинства привлекало к ней сердца всех, имевших счастие видеть ее, без различия их чинов и положения. Но если вспомнить о неурядицах, постигших ее в семейной жизни, и о вражде к ней старых московитов, то нетрудно представить, сколько огорчений приходилось ей скрывать в своем сердце.

14 марта праздновали победу князя Голицына в Финляндии над шведами³. Тогда я впервые узнал о том порядке, который соблюдается в провозглашении тостов. Первый тост о даровании Божьей милости; второй – за всех храбрых матросов; третий – за всех верных союзников. Засим пьют во здравие всех храбрых солдат и так далее.

На сем празднестве присутствовал Димитрий Кантемир, господарь Молдавии, недавно прибывший из Москвы; это просвещенный государь, и разговор с ним весьма приятен. Во время последней войны он состоял при царе, но после ее окончания был принужден удалиться из своей страны⁴. Его величество дал ему несколько владений на Украине, которые приносят более двадцати тысяч рублей в год. После смерти супруги у него остались два сына и две дочери. Старший сын во время сего празднества обратился с приветствием к царю на греческом языке, и в награждение за сие ему был поднесен презент. <…>

Апрель

Его величество приказал, дабы в апреле произвели точную перепись всех домов в Петербурге, каковых оказалось тридцать четыре тысячи пятьсот пятьдесят.

Из Москвы прибыл нарочный с известием о приезде посланника от татарского хана узбеков⁵, каковой посланник в ближайшие дни отправится в Петербург.

Царь издал указ, запрещающий под страхом штрафа и даже телесного наказания употреблять на реке Неве после таяния льда весла, а повелел пользоваться только парусами. Поелику при подобных переправах часто происходили несчастные случаи, предлагали построить наплавной мост, плата за пользование которым приносила бы изрядный доход. Однако царь не переменил принятое решение, ибо хотел заставить своих подданных учиться мореплаванию и достиг в этом немалых успехов; ныне среди русских уже есть весьма умелые матросы.

По обычаю Пасха была отпразднована с особливой торжественностью. Во время Великого поста московиты должны соблюдать весьма строгое и весьма стеснительное воздержание, но они стараются вознаградить себя в дни празднеств, когда их радость, а вернее безумие, превосходит пределы всякого вероятия.

У них считается, что Пасха прошла без должного благочиния, если они не напились допьяна, по меньшей мере с дюжину раз.