Засим посланник положил к ногам царя шелковые ткани, а также всяческие персидские и китайские диковины вкупе с богатыми мехами, кои царь презентовал ее величеству. Также посланник поведал о том, что оставил в Москве несколько персидских скакунов и других зверей, в том числе леопарда и обезьяну, но сии последние издохли еще в пути. Он вошел в такой раж, что называл царя не иначе, как мудрейшим и благоразумнейшим императором, каковое именование в его стране является самым почетным. Посланник имел лет 50 от роду, умное лицо, и весь его вид внушал уважение. Он носил длинную бороду и был одет по восточной моде со страусиным пером на тюрбане, что, по его словам, дозволяется лишь принцам и высшим сановникам.
Царь велел ему плыть в Кроншлот вместе с графом Головкиным на корабле «Rake».
20 мая. Двести полугалер в великолепном порядке подняли паруса при непрестанной пушечной пальбе, производимой ради увеселения, и на следующий день прибыли в Кроншлот. Ко времени обеда мы, как было указано, явились на сей корабль, где нас встретил посланник хана узбеков и семь сенаторов. Воздух был зело душен, но дул слабый освежающий ветер. По невежеству московитского капитана в двух лье от Петербурга нас занесло на мелководье, каковое простирается на два лье в сторону моря, и наш корабль сел на дно. Только к семи часам вечера, благодаря усилиям лоцманов и других моряков, нам удалось сняться с мели. Капитан, не предвидевший шторма, сообщил, что ему приказано в течение нескольких дней оставаться в море, дабы испытать посланника и все остальное общество. Однако в девять часов поднялся страшный ветер, какового не бывало в Петербурге уже четыре года. Особливую опасность являли для нас невежество капитана и боцмана, тоже московита, ветхость нашего корабля со множеством течей, окружающие мели и все более усиливавшийся ветер. Когда мы спросили у боцмана, что же теперь делать и на что надеяться, он отвечал: «Сие единому Богу ведомо». После полуночи разломались шлюпки, привязанные к кораблю, и мы потеряли главный якорь, а вместе с ним последнюю надежду и совсем пали духом. Посланник, во всю свою жизнь не видавший ничего подобного, стал бледен как смерть, завернулся в шелковый плащ и велел своему священнику встать перед ним на колени и читать книгу пророка Али, ибо он принадлежал к религии персов9. К утру погода немного успокоилась, и мы смогли увидеть другие корабли, раскачивавшиеся ветром с борта на борт, поелику они лишились своих якорей. В десять часов из Кроншлота к нам прибыл боярин вместе с капитаном, которых царь послал осведомиться о нашем положении. Из-за мелководья им пришлось добираться к нам на шлюпке. Сказав, что его царское величество всю ночь весьма беспокоился о нас и советует собственными силами выпутываться из сей передряги, боярин удалился, но мы были принуждены весь день оставаться на сем месте. 23 мая тот же капитан возвратился вместе с полугалерой и весьма медленно потащил нас с мели, и к вечеру мы были еще только в четырех лье от Кроншлота. 24 мая, благодаря изрядно слабому боковому ветру, в три часа пополудни наш корабль вошел в порт. Московитский флот, выстроившийся на рейде, приветствовал нас залпами всех своих пушек, паливших по приказу царя в честь вице-царя Ромодановского, находившегося на нашем корабле. Его величество вместе со всем двором встречал нас на корабле «Святая Екатерина». Как только мы встали на якорь, пришел приказ всем оставаться на борту и ждать царя, который поздравил нас с благополучным прибытием и немного пошутил, какие хорошие получились из нас матросы. Затем он вошел к нам в каюту и оставался там почти два часа. Посланник угощал его разными фруктами из своей страны и призвал певчих и музыкантов, двое из коих весьма царю понравились своими диковинными напевами, сопровождавшимися биением в ладоши, свистом и причудливыми позами.