Что влекло Петра Федоровича к личности Фридриха II? Прежде всего, его репутация несомненно талантливого и удачливого полководца. Именно эти свойства натуры прусского короля вызывали восторг и симпатии не только Петра, но и множества князей и герцогов, стоявших во главе мелких владений, на которые была поделена Германия. Но Фридрих II стал кумиром Петра Федоровича не только за то, что на поле брани одерживал одну победу за другой, но и за казарменные порядки в его армии, за муштру, придававшую этой армии внешний блеск. Именно эта сфера деятельности Фридриха II, по мнению француза — современника Лофермиера, превратила прусского короля в идола, которому поклонялся Петр: «Его считают вполне преданным интересам Пруссии, и я этому верю. Склонность великого князя в этом отношении объясняется еще его пристрастием к мельчайшим подробностям военной дисциплины. Очевидно, он избрал прусского короля себе в образцы и герои, но в этом отношении за ним заодно все другие государи, разделяющие его вкусы, хотя бы даже они были в числе врагов этого короля».
Еще до вступления России в Семилетнюю войну Фридриху II была известна благосклонность к нему Петра Федоровича, но он не решался воспользоваться ею, чтобы не обострять и без того натянутые отношения между ним и императрицей.
Время начала поклонения Петра Федоровича прусскому королю точно неизвестно. Быть может, Екатерина II права, когда в своих мемуарах поместила следующий текст: «Великий князь с самого детства чувствовал особенную склонность к прусскому королю; сначала тут не было ничего удивительного, но потом это пристрастие дошло до безумия». Время «безумия», скорее всего, надобно отнести к шести месяцам, когда Петр Федорович стал императором, и в угоду Фридриху II поступался интересами России, но истоки «безумия» следует искать в Семилетней войне, когда, по словам Екатерины II, «успех русской армии обязывал его скрывать свои мысли» и не разделять общей радости россиян. Речь шла о поражении пруссаков под Гросс-Егерсдорфом: «ему было досадно поражение прусских войск, которые он считал непобедимыми». Именно ко времени Семилетней войны относятся свидетельства источников о существовании тайных связей наследника с пруссаками, что явствует из следующего рассказа Штелина: «В сражении при Торгау на Эльбе между прусским королем и фельдмаршалом Дауном прибыл к графу Эстергази в 8 часов вечера, еще засветло (в июле) курьер с извинением, что пруссаки совершенно разбиты, и австрийцы одержали решительную победу над прусским королем… Императрица только что получила это известие от австрийского посланника графа Эстергази, и камергер Иван Иванович Шувалов написал в покоях ее величества к великому князю краткое известие о том, что за час пред тем сообщил австрийским курьерам, прибывшим с поля сражения.
Дворец Шарлоттенбург, Берлин
Великий князь, прочитав записку, удивился и велел камер-пажу императрицы сказать от его имени, что он благодарит его за сообщенную новость, но еще не может ей верить, потому что еще не пришли его собственные известия, но он надеется, что завтра их получит и сообщит камергеру правдивый рассказ об этом предполагаемом событии. Мы удивились такому отзыву великого князя камергеру и сказали его высочеству, что вероятно то известие справедливо, которое прислано с поля сражения от главнокомандующего ко двору, находящемуся в таком тесном союзе с его двором. „Очень резко, отвечал великий князь; я давно знаю что австрийцы любят хвалиться и лгать, и всегда предупреждают известиями своего рода известия их противников. Потерпите только до завтра, тогда я узнаю в точности, как было дело“. На том и осталось, и об этом более не говорили. На другой день, утром, в 9 часов, его высочество прислали за мною скорохода (гонца). Лишь только вышел я в комнату, как великий князь встретил меня словами: „Что я говорил вчера за ужином? Не прав ли я был, сказав, что не прежде поверю известию о победе австрийцев над прусским королем при Торгау пока не получу другого с прусской стороны. Я получил его сегодня утром раненько, и оно говорило совсем другое, именно, что хотя вечером в день сражения прусская армия была в дурном положении и победа была почти на австрийской стороне, но новое нападение генерала Цитена с его храбрыми гусарами и прусскою артиллериею, дало делу такой внезапный оборот, что король не только одержал совершенную победу над австрийской армиею, но на преследовании потоптал их бесчисленное множество в Эльбе, а фельдмаршал Даун, видя свое совершенное поражение, в большом беспорядке отступил со всею поспешностию к Дрездену, оставив весь багаж победителям“».