Петр III

Письмо от 21 мая по праву можно отнести к самым ярким выражениям лести. Именно с лести и начинает свое послание Фридрих II. «Если бы я был язычником, я воздвиг бы храмы и алтари вашему императорскому величеству, как существу божественному, показывающему миру примеры добродетели, которые весь мир, властители и короли должны были бы следовать. Я так многим обязан вашему императорскому величеству, что каждый миг моей жизни должен быть проявлением моей признательности». Подобным образом Фридрих II выразил признательность Петру III за отправку в распоряжение короля генерала Чернышова, того самого, который в 1760 г. занял Берлин.

В письме от 29 мая 1762 г. король использует новую формулу лести: «…Я с каждым днем все более убеждаюсь, что Провидению угодно, чтобы всем хорошим, случающимся со мною в этом мире, я был обязан единственно вашему императорскому величеству… Я смотрю на ваше величество, как на Бога — покровителя, доброго, благосклонного ко мне гения, заботящегося о моем сохранении. Мое сердце единственная жертва, которую я могу принести вам».

Письмо Фридриха II к царю интересно тем, что король признает неравноценность услуг, оказываемых ему Петром III, и услуг, оказываемых им, королем, царю: «…Мне стыдно постоянно говорить вашему императорскому величеству лишь о моей доброй воле, до сей поры бесполезной; мне хотелось бы иметь возможность доказать на деле мою нежную дружбу, искреннюю привязанность и признательность, вызванные ко мне столькими благородными поступками со стороны вашего императорского величества: я всем обязан вам и не стыжусь признать этого; напротив, я мог бы краснеть, если бы мог сделать себе малейший упрек по поводу моего поведения относительно вашего императорского величества. Я не буду знать ни отдыха, ни покоя в жизни, пока не покажу на деле свою нежную, искреннюю преданность к особе вашего императорского величества».

Письма Фридриха II к Петру Федоровичу свидетельствовали о дальновидности и прозорливости короля относительно судьбы императора России. В письме из Бреславля от 1 мая он предупреждал Петра III о возможных для него неприятностях, возникновение которых возможно в связи с продолжительным отсутствием императора в стране: «Пусть в.и.в. на один момент допустит, что какой-либо ничтожный мятежник замыслит во время вашего отсутствия посадить на трон Ивана (Антоновича. — Н. П.), устроит при помощи иностранных денег заговор с целью освободить из тюрьмы этого Ивана и взбунтует войска и других несчастных, которые присоединились бы к нему». Чтобы предупредить подобную угрозу, король дает Петру III ряд советов: он, король, находится вдали от Петербурга, не знает ни тех, кому в.и.в. могли бы вполне доверять, ни тех, которые возбуждают к себе подозрение… «Я думаю, если ваше величество желает принять на себя командование армией, то в интересах безопасности в.и.в. необходимо… взять в свою свиту всех ненадежных личностей, могущих злоумышленников против вас и даже тех, кто сколько-нибудь подозрителен». И еще один совет: «Чтобы еще более обезопасить себя, следует обязать всех иностранных министров (дипломатов. — Н. П.), каковы бы они ни были, сопровождать ваше величество; этим путем можно отвлечь из России все семена возмущения и интриг».

Самонадеянный Петр Федорович не воспользовался ни одним советом своего кумира, ибо слепо верил, что он пользуется любовью подданных и что трон находится в полной безопасности. Вот что ответил он королю: «В.в. думаете, что ради народа я должен бы короноваться прежде своего отъезда в армию. На это я принужден сказать вам, что так как эта война почти еще в начале, то именно поэтому я не вижу никакой возможности короноваться раньше с тою пышностью, к которой русские привыкли. Я бы не мог совершить это, так как еще ничего не готово, и наскоро здесь ничего не найдешь. Принц Иван у меня под строгой стражей, и если бы русские хотели мне зла, они бы давно могли его сделать, видя, что я не берегусь, предаваясь всегда Божьей воле, хожу по улице пешком, чему Гольц свидетелем. Могу вас уверить, что когда умеешь обращаться с ними, можно на них положиться. А что бы подумали эти же русские обо мне, в.в., видя, что я остаюсь дома во время войны в родной стране, они, которые всегда только того и желали, чтобы быть под управлением государя, а не женщины, о чем я сам много раз слышал от солдат своего полка, говоривших: дай Бог, чтобы вы скорее были нашим государем, чтобы не быть под владычеством женщины». Наконец, еще один довод против того, чтобы ему оставаться дома: в этом случае подданные «всю жизнь упрекали меня в низкой трусости, от чего конечно я бы умер от горести, так как был бы единственным государем моего дома, оставшимся сидеть во время войны, начатой за возвращение неправильно отобранного у его предков… Обещаю в.в., что все меры предосторожности будут точно соблюдены, как относительно иностранных министров, так и со стороны наблюдателей, которых оставлю вместо себя здесь».