Петр III

В этой пространной цитате наибольшей интерес представляют не скрываемые упреки в распространении австрийским командованием ложных сведений о происшедшем сражении при Торгау, а тот бесспорный факт, что наследник Российского престола поддерживал связь с командованием армии противника, и не без основания можно предположить, что за получаемую информацию он расплачивался такой же информацией о состоянии русской армии и ее положении на театре военных действий.

Кроме изложенного выше эпизода, историки располагают двумя прямыми признаниями императора самому королю в том, что он издавна оказывал ему рискованные услуги: «Вы так добры, что вспоминаются мои прежние оказанные вам услуги», — писал император в письме королю от 15 мая 1762 года. «Вы хорошо знаете, — извещал Петр III Фридриха II в письме от 30 марта 1762 г., — что в течение стольких лет я вам был бескорыстно предан, рискуя всем, за ревностное служение вам в своей стране с наивозможно большим усердием и любовью».

Екатерина Дашкова в «Записках» описала эпизод, подтверждающий снабжение Петром прусского короля сведениями, представляющими государственную тайну: «Однажды, когда я была у государя, он, к величайшему удивлению всех присутствовавших, по поводу разговора о прусском короле начал рассказывать Волкову (в предыдущее царствование он был первым и единственным секретарем Конференции), как они много раз смеялись над секретными решениями и предписаниями, посылаемыми конференциями в армии; эти бумаги не имели последствия, так как они предварительно сообщали о них королю. Волков бледнел и краснел, а Петр III, не замечая этого, продолжал хвастаться услугами, оказанными им прусскому королю на основании сообщенных ему Волковым решений и намерений совета».

А. Т. Болотов тоже отмечал, что наследник престола «имел тогда тайное сношение и переписку, производимую через нашего генерала Корфа и любовницу его графиню Кейзерлиншу, и что от самого того происходили и в войне нашей худшие успехи, о том нам всем не по слухам довольно известно».

К сожалению, в точности неизвестно, в чем конкретно выражалось это «ревностное служение», но не подлежит сомнению, что наследник российского престола выполнял при российском дворе роль Троянского коня и действовал в угоду королю.

Только после кончины императрицы исчезла опасность для Петра Федоровича раскрытия его преступных связей с королем, с которым Россия находилась в состоянии войн, заслужить осуждение тетки, и без того подготовленной к тому, чтобы лишить его наследства.

Известие о кончине императрицы король получил 22 января 1762 г., а через неделю к нему прибыл фаворит императора Гудович с заверением о благосклонном отношении Фридриха к вступившему на престол Петру Федоровичу. Информацию Гудовича король назвал в письме к Филькенштейну от 31 января 1762 г. «солнечным лучом». Даже спустя более чем полтора месяца король находился в плену радостных переживаний. В письме от 29 марта он извещал д, Арнета: «Моя голова так слаба, что я не могу вам ничего больше сказать, только одно: царь России божественный человек, которому я должен воздвигать алтари».

7 февраля 1762 г. прусским послом в Петербург был отправлен полковник фон Гольц. Главная его задача, определенная инструкцией, состояла в том, чтобы Россию отделить от союзников и «способствовать установлению гармонии и дружбы между обоими государствами». Кроме того, Гольц должен был добиться вывода русских войск из Пруссии. По мере того, как Фридриху II становился известен рост к нему теплых чувств со стороны Петра III, претензии его к России расширились. Он стал требовать от русских войск выступления против Австрии. Взамен король обещал Петру III держать нейтралитет, если он начнет войну с Данией за Шлезвиг. Подобное обещание, державшееся в строжайшем секрете, со стороны короля являлось предательским поступком по отношению к Дании, союзницы Пруссии.

У Фридриха известие о перевороте и смерти Петра III вызвало сильное потрясение. «Я его вечно буду оплакивать, он был мой единственный друг, мой рыцарь, без него я был бы уничтожен». Впрочем, к такого рода заявлениям короля надобно относиться критически, поскольку нравственные поступки и верность друзьям обходили его стороной — в своих отношениях с так называемыми друзьями он игнорировал порядочность и руководствовался исключительно эгоистическими соображениями. О себе он отзывался так: «Я обладаю всеми качествами театрального героя, всегда в опасности, всегда на краю гибели». Эту склонность короля к драматизации событий, в которых он участвовал, всегда надобно помнить и считать его вопли о своей смертельной опасности не театральными жестами, а реалиями.